Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон
Подобного рода мысли беспокоили и меня, и я не находил на них утешительного ответа. С видом чистейшего простодушия я спросил:
— Так, стало быть, меня тогда повесят?
— Молодой человек, к которому я так неравнодушен! — воскликнул стряпчий. — Идите с богом и поступайте так, как подсказывает вам сердце. Я не вправе склонять вас к постыдному, пусть и безопасному для вас решению. Простите меня за мои слова. Я беру их назад. Ступайте и делайте так, как велит вам долг. Идите на эшафот, если сочтете, что другого решения у вас нет, но идите, как подобает джентльмену! На свете есть вещи гораздо хуже, нежели виселица.
— Ну, таковых немного, — с улыбкой заметил я.
— Э, не скажите. Еще как много! — воскликнул стряпчий. — Да вот, чтобы не идти далеко за примером, тот же ваш дядя. Для него было бы в тысячу раз лучше, если б он достойно умер на виселице.
С этими словами он повернулся и направился в дом. Видно было, что наш разговор сильно его взволновал и что мною он остался доволен. Мы вошли в комнату, где он написал два письма, изъяснив мне по ходу их предназначение.
— Это письмо к моим банкирам из Британской льняной компании. По нему на ваше имя будет открыт кредит. Посоветуйтесь с мистером Томсоном, он, уж конечно, в этих делах сведущ. По этому кредиту вы получите необходимые деньги. Я нисколько не сомневаюсь в вашей разумной бережливости, однако в деле вашего друга мистера Томсона я бы на вашем месте не стал скупиться. Что же касается его родственника, то тут вам лучше всего обратиться к лорду-адвокату[49]. Расскажите ему все по порядку, дайте показания. Примет ли он их к сведению или нет, это уже его дело. Захочет ли он идти против Г. А.? К лорду-адвокату вам нужно идти с хорошей рекомендацией, поэтому вот вам второе письмо к вашему родичу мистеру Бальфуру из Пилрига. Человек он весьма образованный, я к нему отношусь с большим уважением. Видимо, будет лучше, если вас отрекомендует ваш родич. Мнение мистера Бальфура высоко ценят в коллегии, к тому же он состоит в приятельских отношениях с лордом-адвокатом. На вашем месте я не стал бы ему докучать подробностями; разумеется, нет никакой нужды упоминать мистера Томсона. Присмотритесь к лорду, он хороший пример для подражания. А когда будете говорить с лордом-адвокатом, будьте предельно осторожны: ничего лишнего. Ну, да поможет вам бог, мистер Дэвид.
С этими словами он простился со мной, и они с Торрэнсом пошли восвояси, а мы с Аланом, нимало не медля, отправились в Эдинбург. Проходя по тропинке мимо колонн с гербом, мы то и дело оглядывались на мое родовое владение. Огромный, с голыми мрачными стенами, не оживленный даже дымком из трубы, дом казался необитаемым — мертвым, лишь в окне наверху маячил ночной колпак, словно голова кролика из норы. Не очень приветливо встретили меня в этом доме, а принимали так совсем нелюбезно, но, по крайней мере, теперь, когда я уходил из него, меня провожали взглядом.
Неторопливо, сдерживая шаг, шли мы с Аланом, не имея охоты ни спешить, ни пускаться в разговор. Оба мы хорошо понимали, что скоро наши пути разойдутся; память о прошлом, пережитом, не давала покоя обоим. Разумеется, молчать мы не молчали, но говорили только о делах, о том, что каждому из нас предстояло сделать. Было решено, что в ожидании моего возвращения Алан будет бродить в здешних местах, по возможности нигде не задерживаясь, и раз в день, в назначенный час, приходить на условленное место. Между тем я должен был разыскать стряпчего, родом из Аппина, тоже Стюарта и, следовательно, человека надежного, который возьмет на себя труд приискать для Алана судно. Как только все дела были обговорены, мы замолчали; слова не шли с языка, я попытался было пошутить с Аланом насчет мистера Томсона, а он подтрунить над моим новым платьем, однако легко представить себе, что нам не шутилось, мы едва удерживали слезы.
Мы поднялись по тропинке на холм Корсторфайн и, дойдя до места, именуемого Желанным Приютом, остановились. Перед нами был Эдинбург. Внизу тянулись корсторфайнские болота; за ними на холмах раскинулся город с замком. Здесь пути наши должны были разойтись. Алан в который раз повторил адрес стряпчего, час нашей встречи, условный сигнал. Я дал ему деньги, все, какие только у меня были, включая две гинеи, которые ссудил мне в долг мистер Ранкейлор. По всем расчетам, их должно было хватить Алану до моего возвращения. Какое-то время мы стояли, молча глядя на Эдинбург.
— Ну что ж, прощай, — сказал Алан, подавая мне руку.
— Прощай, — проговорил я, пожал его руку, повернулся и пошел.
Прощаясь, мы не решились даже взглянуть друг другу в лицо. Я шел не оглядываясь. Приближаясь к городу, я почувствовал себя таким потерянным, одиноким, что готов был повалиться на землю у обочины и плакать — плакать не переставая, точно ребенок.
Было около полудня, когда, миновав церковь Вест-Кирк и сенной рынок, я очутился на столичной улице. Огромные здания в десять — пятнадцать этажей, узкие темные арки, выплевывающие на площадь бесконечный людской поток, окна лавок, шум, крики и суета, зловонные запахи, красивые городские наряды и множество тому подобных впечатлений ошеломили меня. Людской поток меня подхватил и понес по улицам, бросая из стороны в сторону. Но мысли мои то и дело возвращались к Желанному Приюту, где я оставил Алана. Как ни приятна была новизна впечатлений, на душе, точно червь, холодное, гложущее, неотвязное, лежало чувство вины,
