Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон
Она уцепилась за мой локоть.
— Я не хочу тут оставаться, Дэвид, — сказала она. — Возьмите меня с собой. Вас я не боюсь.
— И правильно, мой дружочек! — воскликнул я, чувствуя, что к глазам у меня подступают слезы.
— А куда вы меня ведете? — спросила она. — Только не оставляйте меня одну! Никогда больше не оставляйте!
— И верно, куда же я вас веду? — сказал я и остановился, так как шел вперед, не разбирая дороги. — Дайте сообразить. Но я вас не оставлю, Катриона. Да покарает меня бог, если я окажусь вам слабой опорой или навлеку на вас беду!
Вместо ответа она теснее прижалась ко мне.
— Здесь, — продолжал я, — самое тихое место, какое мы только видели в этом шумном улье. Давайте сядем вон под тем деревом и обсудим, что нам делать дальше.
Дерево (навряд ли я его когда-нибудь забуду) стояло у самого конца порта. Ночь выдалась темная, но окна домов были освещены, а ближе мерцали фонари на неподвижных судах. По одну руку виднелось светлое марево над городом и слышался неясный гул многих тысяч голосов и шагов, а по другую — царил мрак и о борта плескалась вода. Я расстелил мой плащ на камне и усадил Катриону. Она не хотела отпустить мою руку и никак не могла успокоиться. Но мне необходимо было обрести ясность мысли; высвободившись, я начал расхаживать перед камнем «походкой контрабандиста», как мы говорим, и напрягал мозг в поисках выхода. Мысли мои были в полном беспорядке, и внезапно я вспомнил, что, в негодовании и спешке покинув ресторацию, мы оставили шкипера Сэнга расплачиваться за наш ужин. Мне стало смешно, так как я счел это достойным ему наказанием, и машинально я сунул руку в карман, где лежал мой кошелек. Возможно, его украли в проулке, пока мы пробирались сквозь толпу женщин, но, как бы то ни было, кошелька в кармане не оказалось.
— Вы придумали что-то хорошее! — воскликнула Катриона, заметив, что я вдруг остановился как вкопанный.
Беда, которая нас постигла, прояснила мои мысли, и, словно в сильные очки, я увидел, что выбора у нас нет. Я остался совсем без денег, но в кармане у меня лежало письмо к лейденскому купцу, а добраться до Лейдена мы могли лишь одним способом — пешком.
— Катриона! — сказал я. — Вы смелы, я знаю, и, по-моему, вы сильны. Как вы думаете, сможете вы пройти тридцать миль по обычной дороге? (Путь, как оказалось, был на треть короче, но тогда мне на память пришло именно это расстояние.)
— Дэвид, — ответила она. — Если вы будете рядом со мной, я пойду куда угодно и сделаю все, что потребуется. Но от моей стойкости не осталось ничего. Только не бросайте меня одну в этой ужасной стране, а на все остальное я согласна.
— Можете ли вы отправиться в путь сейчас и идти до утра? — спросил я.
— Я буду делать все, что вы скажете, и не спрашивать, зачем и почему! — воскликнула она. — Я вела себя с вами очень дурно и неблагодарно! А теперь распоряжайтесь мной, как сочтете нужным! И я думаю, что мисс Барбара Грант — самая лучшая девица в мире, — добавила она. — И не представляю, чтобы она вам в чем-нибудь отказала!
Последние ее слова были для меня полной загадкой, но ломать над ними голову я не стал. Слишком о многом нужно мне было подумать, начиная с того, как выбраться из города на лейденскую дорогу. Это оказалось нелегкой задачей, и решили мы ее лишь во втором часу ночи. Едва дома остались позади, как мы очутились в глубокой тьме, не озаряемой ни луной, ни звездами, но дорога смутно белела перед нами между двумя стенами мрака. Идти было тем труднее, что вдруг подморозило и земля у нас под ногами превратилась в каток.
— Ну, что же, Катриона, — сказал я. — Вот мы и бредем ночью, точно королевичи и старухины дочки в ваших горских сказочках. Скоро мы минуем «семь долин, семь вершин и семь трясин»! — Эту присказку я столько раз от нее слышал, что запомнил наизусть.
— Только тут нет ни долин, ни вершин, — ответила она. — Хотя, правду сказать, деревья и некоторые равнины у них красивы. Но все равно лучше нашего края нет нигде.
— Хотелось бы мне повторить то же про наших земляков, — заметил я, припомнив Спротта, Сэнга, да и самого Джеймса Мора.
— Я никогда не скажу ни одного дурного слова про родные края моего друга, — произнесла она с такой горячностью, что я словно бы увидел ее лицо.
У меня перехватило дыхание, и в награду за мои усилия я чуть было не растянулся на темном льду.
— Не знаю, как по-вашему, Катриона, — сказал я, кое-как удержавшись на ногах, — но более чудесного дня у меня еще не бывало! Конечно, нехорошо так говорить, когда вам он принес столько невзгод, но для меня это лучший день в моей жизни.
— День был хорошим, потому что я видела от вас столько любви! — сказала она.
— И все-таки мне стыдно чувствовать себя таким счастливым, — продолжал я, — когда вы идете по темной дороге в глухую ночь.
— Но где бы еще хотела я быть? — воскликнула она. — Мне спокойнее всего быть там, где я с вами.
— Значит,
