Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

– Но зачем?

Отец Дэнис ответил не сразу.

– Полагаю, он упивался своей безнравственностью, совершал дурное с наслаждением. Кеннион хотел, чтобы теперь, когда он сделался недосягаем, каждый человек узнал о его злодеяниях.

Пираты

Вот уже который год Питер Грэм тешился этой идеей – когда-нибудь взять да и выкупить родительское поместье; однако стоило ему подобраться к практическому воплощению, как немедленно являли себя упрямые аргументы против. Прежде всего, поместье находилось слишком далеко от места работы Питера Грэма, а именно в самом сердце Корнуолла, поэтому Питер не смог бы ездить туда только на выходные. Скажем, он вздумал бы проводить там более длительные периоды – но какие занятия предложила бы ему эта глушь, эта уединенная, тихая земля лотофагов? Питер ведь был человек занятой, и после работы ему требовалось развеяться либо в клубе, либо в театре. Если же он и позволял себе выходные за пределами Лондона, то посвящал их гольфу или ловле форели в маленькой компании солидных приятелей, с которыми его связывала общность взглядов и интересов. Рассматриваемый с этой точки зрения, проект выкупа родительского поместья ощетинивался возражениями.

И все же в течение этих лет (число их, неумолимых, дошло до сорока) желание вновь поселиться в Лескопе только крепло, да еще периодически, когда Питер на нем не концентрировался (то есть в самые неожиданные моменты), напоминало о себе чувствительным укольчиком. Питер и сам знал, что желание имеет природу сугубо сентиментальную, и только дивился: как это броня, столь успешно хранящая его от целого сонма эмоций, пропускает вот эту конкретную, обусловленную ностальгией? С шестнадцати лет не видел он Лескопа и окрестностей, но картины этого периода жизни были ярче всех прочих, по времени более свежих. Питер успел жениться и потерять жену, но, хотя долгие месяцы после утраты он страдал от мучительного чувства одиночества, боль постепенно утихла, и теперь в ответ самому себе на свой же прямой вопрос Питер признался бы, что холостяцкая жизнь подходит его натуре гораздо лучше, нежели семейная. Брак нельзя было назвать удачным, потому Питер даже не думал повторять этот опыт.

Он чувствовал одиночество иного рода – не восполняемое ни супружеством, ни горячим интересом к работе; оно касалось тяги к дому, что стоял среди зеленых холмов над городом Труро [42]. Лишь семь лет провел в этих местах Питер Грэм – четвертый из пяти детей в семье и единственный, кто от семьи остался, ибо все его братья и сестры, некогда – члены веселой и дружной компании, – один за другим упали со стебля жизни. Правда, нельзя сказать, чтобы непосредственно после того, как каждый из них в свой черед уходил в край вечной тишины, Питер очень горевал. Его собственная жизнь была слишком полна, он не имел времени на скорбь по кому бы то ни было; вдобавок предаваться печали мешало отменное здоровье, обращая его взоры исключительно в будущее.

Ни братья Питера, ни сестры не состояли в браке, его же брак оказался бездетным – и вот одиночество сомкнулось вокруг него, оставшегося без кровной связи хоть с кем-нибудь. Впрочем, природа Питерова одиночества отнюдь не отдавала трагизмом или отчаянием; Питер не чувствовал желания последовать за братьями и сестрами, ведь вероятность найти их никем не была доказана, да и вряд ли существовала. И вообще, что ему бестелесность, когда он понимает жизнь как увлекательную, активную деятельность человека из плоти и крови – и никак иначе? А все же и Питера иногда грызла злейшая разновидность тоски – тоска одиночества; это случалось, стоило ему задуматься о Лескопе, который лежал под коркой безмолвия, как под слоем прозрачного льда. Безмолвие это накрыло юные годы, погребло радость и резвость, гомон и смех. В прежние времена по саду гуляло эхо прыжков и беготни, а в доме затевались игры в прятки и в шарады, строились бесконечные планы… Понятно, не обходилось и без ссор и наказаний – первые бывали жаркими, вторые – обидными; но теперь Питеру и поссориться было не с кем. «Кого не любишь по-настоящему, с тем и не поссоришься, – рассуждал он. – Потому что тебе до такого человека просто дела нет». Однако чувство одиночества он находил нелепым, и даже хуже – видел в нем проявление слабости. Это он-то слаб – Питер Грэм, слывущий успешным и здоровым, устойчивым к эмоциям подобного рода! В мире полно интересного и забавного, ему, Питеру, предстоит еще столько свершений и преобразований, связанных с работой, и столько приятностей вне профессиональной деятельности (ибо он до сих пор не утратил юношеского задора ни в работе, ни в игре); зачем же впускать в свою жизнь сантименты? Занятие пустое и ничем не оправданное. Потому-то в течение многих месяцев ни единая, даже случайная, Питерова мысль не устремлялась к далеким годам, проведенным в доме на склоне холма над городом Труро.

Как раз недавно Питера избрали председателем совета директоров новой перспективной компании – «Бритиш тин синдикат». В собственности эта компания имела, помимо прочего, корнуоллские рудники, когда-то заброшенные по причине нерентальбельности; однако некий одаренный химик-минералог придумал, как получать олово с меньшими, нежели раньше, затратами. Компания выкупила патент, приобрела старые рудники в Корнуолле – и теперь делала большие успехи, выплавляя олово из руды, которую до сих пор считали не стоящей внимания. Питер решил, что как председатель совета директоров он просто обязан ознакомиться с практической стороной дела. И он отправился в Корнуолл, дабы лично осмотреть рудники, где применялись новые технологии. С собой Питер захватил технические отчеты – он посвятит им время, которое займет поездка. Последний отчет он дочитал не прежде, чем поезд вышел из Эксетера; вернув документы в портфель, обратил наконец внимание на панораму за вагонным окном. Много лет не бывал он на западе страны, и теперь восторг узнавания владел Питером Грэмом, глядевшим на красноватые утесы Доулиша [43], разбросанные между отрезками песчаного пляжа. Каждая деталь казалась пугающе знакомой. Не иначе, Питер посещал эти места сравнительно недавно; так он рассудил, но, обратившись к своей памяти, обнаружил, что видел этот пейзаж целых сорок лет назад, когда покидал дом после каникул – последних своих каникул в Итоне. Воистину, резец памяти остёр, когда речь идет о юных днях!

Ночевать Питеру надлежало в Пензансе, и вот он поймал себя на чувстве нетерпеливого ожидания, ибо вспомнил: перед самой остановкой в Труро из вагона уже виден дом на холме. Как часто Питер, возвращаясь из школы, приникал к вагонному окну, чтобы поскорее увидеть свой Лескоп; или, если путь лежал как раз в школу – бросить на него прощальный взгляд. Наверное, теперь деревья выросли, заслонили дом, мысленно посетовал Питер; однако