Сторож брата моего - Тим Пауэрс
— Не сразу, — сказала она. — Постепенно.
— Но скорее раньше, чем позже.
— Возможно. И что?
Несколько секунд оба молчали.
В конце концов Брэнуэлл принужденно рассмеялся и тихо сказал:
— Во сне он мог использовать мою левую руку. Мне хотелось бы заполучить ее обратно, в свое распоряжение, хотя бы ненадолго.
— Душу — тоже. И отнюдь не ненадолго.
— Да, конечно, и это тоже.
— Ты можешь получить все это назад — но это потребует жертвы от каждого из нас, бывших там в тот день.
— И что же мы можем пожертвовать? Денег у нас нет… опять кровь?
— Жертву тем урожаем, который мы собрали, но теперь откажемся от него ради оплаты. Урожай за семнадцать лет. — Брат взглянул на Эмили с недоумевающим видом, у него даже челюсть слегка отвисла, и она продолжила: — Мой первый роман уже недосягаем, но второй готов наполовину. Роман Энн тоже отослан, но у нее осталось дома много стихов. Она развела руками и заставила свой голос звучать твердо и уверенно. — Мы сожжем все это.
— И ты — ха! — предлагаешь мне сжечь то, что я написал? Вместе с твоей…
— Ты останешься здесь. А я заберу все. Сегодня же.
— Твой первый роман, второй роман — и твой, и Энн — все это сказочки о Стеклянном городе и Гондале, так ведь? Я же пишу настоящий роман! Ладно, пусть вы сожжете вашу… плоды ваших трудов, но я просто не могу…
— Неважно, какую ценность мы видим во всем этом — мы обязаны принести жертву от этого урожая.
Брэнуэлл посмотрел на свой письменный стол, потом снова на сестру.
— И кто же это говорит?
Минерва, подумала Эмили, которая снизошла ко мне, потому что наш отец, впервые прибыв на этот берег двадцати пяти лет от роду, просил у нее доспехи, скованные циклопами. Она представила себе, как будет выглядеть попытка объяснить все это Брэнуэллу, и просто ответила:
— Это говорю я.
Брэнуэлл вытер губы правой рукой.
— Эмили, ты серьезно?
Она кивнула.
— Ради твоей души.
Он быстро встал и подошел к письменному столу.
— Итак, я обречен закончить бытие, — сказал он, рывком открывая верхний ящик, — а вместе со мной и все то, что в мозге зрело, и пером оттуда выловлено было, и не дано взрастить мне стопок книг, где б мудрости плод зрелости достиг…
Эмили угадала, какой из сонетов Китса горестно перефразировал ее брат, и мысленно процитировала его завершающую строку: «Бесславным станет, слабым и чужим»[12].
— Ради всех нас, Брэнуэлл, — добавила она.
Он вынул стопку исписанных листов, разделил ее надвое и протянул сестре верхнюю половину.
— Вот.
Она посмотрела на листы, оставшиеся на столе.
— Только половина? Это Каинова жертва.
— Ты это видишь? — спросил он, ткнув пальцем в кляксу на первой странице, стертую так тщательно, что в бумаге получилась дыра. — Это лучшее из всего, что я написал.
— Но это не обеспечит нам пощаду, когда дойдет до дела.
Он с силой задвинул ящик.
— А где твой первый роман, который почему-то нельзя предать огню?
— Отправлен издателю. Я все же надеюсь, что ты поверишь: будь он здесь, я принесла бы его в жертву, чтобы спасти всех нас.
— О, — жалобно протянул он, — я тебе, конечно, верю. — Он вернулся к кровати и снова сел. — Как он хоть называется?
— «Грозовой перевал».
— Ха! Кошмарное название. Что ж, ты принесла его в жертву, послав издателю, верно? Он, наверняка, сам сожжет его.
— Вполне возможно. — Она прижала локтем страницы, полученные от брата. — Спасибо за это.
Он отвернулся и махнул правой рукой, дозволяя покинуть себя.
Эмили спустилась вниз и принялась готовить завтрак для всей семьи.
Через час после восхода солнца Эмили и Страж стояли на крыльце парадной двери приходского дома. Над головами висело серое небо, порывистый холодный ветер дергал голые ветви деревьев на кладбище, и Эмили не удержалась и взглянула на дом, желая убедиться, что оконные стекла на месте.
Она обулась в дорожные башмаки, надела пальто, из-под которого виднелась шерстяная юбка, на голову — шляпу. В одном кармане пальто лежал пистолет, купленный для нее отцом, а другой раздувал объемистый, перевязанный бечевкой сверток исписанных листов.
Энн осталась дома, равно как и Брэнуэлл, Шарлотта, отец и Табби. Эмили рассчитывала вернуться до полудня, но знала, что, как ни старайся все предвидеть, ход практически любой катастрофы не поддается человеческому влиянию; поэтому, за неимением ничего лучшего, она дала Энн две сухие палочки, бывшие некогда пальцами миссис Фленсинг.
Но вот из-за угла церкви показалась решительно шагающая фигура в длинном пальто, и Эмили разглядела под полями шляпы повязку, прикрывавшую глаз. Керзон опирался на толстый посох, на плечах были видны лямки рюкзака и, судя по наклоненному вперед торсу, рюкзак этот был увесистым.
Эмили вздохнула и вынула из-за пазухи, из кармана рубашки, старые очки Брэнуэлла, которые заранее смазала «маслом из геенны», полученным в свое время братом от миссис Фленсинг. Надев их, она посмотрела на кладбище.
Да, они были там — создания, подобные слабо набитым чем-то полупрозрачным одеждам, с колеблемыми ветром конечностями и головами, похожими на мешки, которые дергались, как будто все они вели между собою какой-то безумный общий разговор.
Подойдя поближе, Керзон кивнул ей и, остановившись у крыльца, похлопал по лямке рюкзака.
— Я взял четыре бутылки лампового масла, по галлону каждая, и пучок стружки, — сообщил он и, повернув голову, внимательно посмотрел на Эмили единственным глазом.
— Вам вдруг понадобились очки?
— Да. — Она осторожно спустилась по ступенькам, глядя сквозь измазанные стекла. — Сейчас я запасусь топливом, а потом мы пойдем.
— Я же сказал: у нас полно лампового масла.
— Мне нужно больше.
Керзон посмотрел вокруг, поворачиваясь всем телом.
— Что, ветки? Опавшие листья? Все это насквозь мокрое.
Ничего не сказав на это, она подошла к западному углу кладбища и оперлась на ограду. Через несколько секунд призраки ощутили ее присутствие и медленно поплыли в ее сторону. Страж зарычал, но Эмили шикнула на него и потрепала по голове.
Керзон подошел к ним.
— Нам надо идти, — сказал он, уныло глядя в сторону, туда, где уходила на запад терявшаяся в пустошах торная тропа.
— Еще минуту.
Призраки заметно приблизились и уже начали открывать рты. Эмили наклонилась к ним и тоже разомкнула губы. Одна из невзрачных фигур скользнула вперед, опередив остальных — не мог ли этот дух принадлежать кому-то из знакомых? — и Эмили невольно выдохнула.
За
