Сторож брата моего - Тим Пауэрс

Вышедшая из кухни Табби зашаркала ногами в прихожей, вошла в гостиную и поставила на стол чайник с горячим свежезаваренным чаем.

— Пока оно без башки было, — заметила она.

— Какой еще башки? — удивился Патрик.

Сестры еще полчаса рассказывали отцу о черепе, который Эмили уничтожила в прошлом году, и новой голове, которую привезла сюда миссис Фленсинг, а увез ее сообщник… предварительно убив саму миссис Фленсинг и, вероятно, поместив призрак убитой в голову в качестве местоблюстителя. (За это время Табби дважды выходила в кухню заваривать чай.)

— Возможно, голова окажется в Хоуорте уже завтра вечером, — сказала Эмили.

На всем протяжении рассказа их отец смотрел в пламя камина и лишь сейчас поднял голову.

— Местоблюстителя?..

— Собственного духа того существа, — пояснила Энн, — которое в настоящее время заперто, безголовым, под камнем.

— Ему нужна подходящая голова, — сказала Эмили, и миссис Фленсинг раздобыла где-то свежую.

— Что я слышу в своей гостиной?! — сказал Патрик, покачав головой. — Головы для безголовых дьяволов, богини в языческих храмах!.. — Он обвел взглядом всех трех дочерей по очереди. — Вам никогда не приходило в голову… обеспокоить меня какой-то из этих проблем?

— Нет, — без всякого выражения ответила Эмили.

— Вы были слепы, — сказала Шарлотта.

— А потом уехали на месяц в Манчестер, — добавила Энн.

— И к тому же я стар. — Он пожал плечами и наконец-то поднялся со стула — чтобы отступить на шаг и опуститься на колени. — Завтрашняя ночь, очевидно, выдастся напряженной, — сказал он. — Сейчас мы все вознесем молитву Господу, а потом отправимся в постели.

Сестры отодвинули стулья. Эмили твердо решила простоять на коленях столько времени, сколько Патрик сочтет нужным молиться, ничем не выдавая боли в усталых ногах.

— Помолимся еще и за то, чтобы завтрашней ночью все мы опять смогли преклонить здесь колени, — сказала она.

Даже пребывая в сновидении, Эмили распознала отцовский утренний выстрел и, уцепившись за этот звук, стала выбираться из сна к бодрствованию.

Во сне она вновь увидела себя на кладбище, ночью; она покачивалась в неверном лунном свете, повинуясь капризам ветра, и смотрела на скрытую тенью фигуру, медленно шедшую к ней от разрушенного приходского дома. Она откуда-то точно знала, что в своем нынешнем, призрачном, состоянии не подвержена никаким воздействиям, кроме как от огня, и поэтому наблюдала за приближавшимся незнакомцем всего лишь с настороженным любопытством.

Его лицо скрывала широкополая шляпа, и Эмили гадала, кто же это может быть. Одноглазый Керзон, решивший, с сожалением, распрощаться? Она сама, расстроенная тем, что ее дух отправился в вольное странствие?

Но тут шляпу сдуло ветром, и оказалось, что к Эмили, которая, вне всякого сомнения, не имела какой-то четкой формы, обращено лицо Брэнуэлла. Подбородок с жиденькой эспаньолкой дрогнул, рот открылся, и голос, определенно не принадлежавший Брэнуэллу, произнес: «Теперь все вы — мое стадо».

Он посмотрел мимо Эмили, кивнул, и ветер послушно развернул ее. Перед собой она увидела пять колеблющихся образований, сложенных из дыма и паутины, медленно шевелящих плавно изгибающимися во все стороны, как водоросли под водой, руками, и поняла, что это ее мать и четыре сестры — Елизавета, Мария, Шарлотта и Энн — такие же бестелесные призраки, как и она сама, так же блуждающие в ночи. А позади них жалось к стене что-то спутанное и изломанное, как сухая крапива, и она знала, что это призрак отца, пытающийся скрыться от из взоров.

Потом она решила поднять глаза — и растрепанный клуб дыма, трепетавший в ветвях и не способный высвободиться, был Алкуином Керзоном.

Она снова посмотрела на существо с лицом Брэнуэлла. А оно обеими руками — левая двигалась так же ловко и непринужденно, как и правая, подняло собачий ошейник, который, как она безошибочно узнала, принадлежал Стражу, и протянуло его в сторону ее болтающейся головы.

И тут из одного из зияющих окон разрушенного приходского дома громыхнул приглушенный расстоянием выстрел, и она поняла, что это такое. Она согнула ногу, чтобы убежать, и это была настоящая нога, а не вялая и бессильная, как клок хлопка или горсть пушинок одуванчика конечность призрака; она сосредоточила мысли на воспоминании о настоящем выстреле и настоящими руками стала сбрасывать с себя одеяло, будто вылезала из норы. Она старательно отгоняла от себя дурной сон, и через несколько мгновений борьбы сидела в кровати в своей каморке. Тусклый рассветный свет, вливавшийся в окно, позволял разглядеть рисунки на стенах.

Тяжело дыша, Эмили сжимала и разжимала кулаки перед собой, дабы точно удостовериться, что у нее действительно все еще есть тело. Пока есть, подумала она, и, если будет на то Божья воля, останется еще на некоторое — достаточное! — время.

Она встала и облачилась в халат. А когда она покинула комнату и направилась по коридору к лестнице, то услышала из-за двери Брэнуэлла негромкие всхлипывания. Она приостановилась, потом постучала.

— Убирайтесь! — произнес голос Брэнуэлла, после чего Эмили открыла дверь и вошла.

Он стоял спиной к двери, у окна и смотрел на темные еще пустоши. В его комнате было холоднее, чем у нее.

Брэнуэлл тяжело вздохнул.

— Только Эмили, — сказал он, — обязательно войдет, если просят не входить.

— Но ведь ты же хотел, чтобы я вошла.

Он пожал плечами.

— Думаю, сегодня я исчезну в нем.

— Нет, — возразила она. — Сегодня я освобожу нас. И отменю долг, за который мы когда-то поручились кровью. — Она нашарила на тумбочке спички и зажгла свечу.

Он обернулся и, несмотря на жалобное выражение его осунувшегося лица, Эмили была рада тому, что из невооруженных очками глаз на нее смотрит ее брат, собственной персоной.

— Это невозможно.

— Я думаю, что возможно. Я советовалась со специалистом. — Она вскинула голову. — Ты можешь освободиться и не подвергаться больше этим посягательствам. А когда мы умрем, то не войдем в его призрачное стадо.

Он передернул плечами, подошел к кровати и сел.

— Я только что видел это во сне; папа выстрелом разбудил меня. Я оказался внутри Валлийца — беспомощный, онемевший. Он сошел с крыльца этого самого дома и ему встретился твой призрак…

— И луна освещала полуразрушенный дом.

Он посмотрел на нее и прищурился, чтобы лучше видеть без очков.

— Ты видела то же самое? Только что? — Она кивнула, и он сказал совершенно упавшим голосом: — Это было пророчество.

— Ложное, Брэнуэлл, поверь мне.

Мгновение он просто смотрел на нее, явно думая о том, что для ее уверенности может иметься какое-то основание, но затем отвел взгляд.

— Но, знаешь, мы же все равно умрем. Мелкие призраки, те, что видятся всего лишь как облачка