Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

– Это еще кто? Смотри, вон там! Свернул за угол.

Я успел лишь мельком заметить силуэт высокого крепкого мужчины.

– Ты его не видел? – спросил Хью. – Пойду поищу. Не желаю, чтобы по ночам здесь шастали посторонние. А ты жди здесь и, если он появится с другой стороны, спроси, что ему нужно.

Едва Хью скрылся из виду, как до меня отчетливо донеслись быстрые тяжелые шаги, приближавшиеся с противоположной стороны. При этом на дорожке никого не было. Шаги звучали все ближе, а потом я с содроганием души и тела почувствовал, как нечто ледяное коснулось моей руки, и кто‐то протиснулся мимо меня в открытую дверь дома. Я попытался схватить невидимого гостя, но тот ускользнул, и его шаги простучали по паркету в прихожей. Где‐то открылась и закрылась дверь – и все стихло. Тут из-за угла появился Хью.

– Где же он? Шел всего на несколько шагов впереди – крупный высокий тип.

– Я никого не видел, но слышал шаги на дорожке.

– А потом?

– Что бы это ни было, оно прошло мимо меня в дом.

Я не слышал, чтобы шаги поднимались по лестнице, поэтому мы комната за комнатой обыскали весь первый этаж. Столовая и курительная были заперты; единственной дверью, которая могла открыться и закрыться, оставалась та, что ведет на кухню и в помещения слуг. Наши поиски не увенчались успехом – никого не обнаружилось ни в кладовой, ни в буфетной, ни в обувной, ни в общей комнате слуг. Наконец мы заглянули на кухню. Она тоже пустовала, но кресло у камина раскачивалось, словно с него кто‐то недавно встал. Это легкое покачивание произвело на нас даже большее впечатление, чем если бы мы увидели того, кто там сидел. Хотелось его остановить, но рука не поднялась.

То, что мы видели, и в особенности то, чего не видели, всякого довело бы до бессонной ночи, и я не стал исключением. Долго я лежал, вслушиваясь и вглядываясь в темноту, а когда наконец задремал, меня вырвал из сна несомненный, хотя и приглушенный звук чьих‐то шагов. Я подумал, что, может быть, Хью обходит дом, когда тот постучал в дверь между нашими спальнями – узнать, не я ли брожу по коридорам. Как раз в этот момент кто‐то прошел мимо моей комнаты, и заскрипели ведущие наверх ступени. Вскоре шаги раздались прямо у нас над головой – где‐то в мансарде.

– Наверху никто не живет, – сказал Хью. – Пойдем, поищем снова – должен же кто‐нибудь там ходить.

Мы взяли по свечке и тихонько поднялись. Хью, шедший впереди, внезапно вскрикнул:

– Мимо меня кто‐то прошел! – и попытался схватить воздух. В следующее мгновение я тоже почувствовал, что мимо кто‐то прошел, и ступени заскрипели под ногами спускающегося невидимки.

Всю ночь он бродил по коридорам, словно обыскивая дом. Я лежал без сна, вслушиваясь в его шаги, и вспоминал послание, полученное через планшетку Маргарет: «Я хочу войти. Я не нахожу ее здесь…» И в самом деле – кто‐то вошел и упорно ищет. Должно быть, это садовник – но какой и кого разыскивает?..

Как трудно бывает со всей полнотой ощущений вспомнить боль, когда она прошла, так и я, одеваясь на следующее утро, тщетно пытался воскресить в душе ужас нашего ночного приключения. Я помнил, как жутко было смотреть на качающееся кресло, слушать шаги на дорожке и чувствовать, что кто‐то протиснулся мимо меня в дом, однако в спокойствии ясного зимнего дня эти воспоминания меня не трогали. Чтобы вновь испытать тот страх, нужно было ощутить вызвавшее его невидимое присутствие, а оно за весь день так и не появилось.

Хью чувствовал то же и был даже расположен шутить на эту тему.

– Что ж, кто бы то ни был и кого бы ни искал, сегодня ночью он основательно поработал. Только, пожалуйста, ни слова Маргарет! Она ничего не слышала и не знает о визите этого… неизвестного. Во всяком случае, уж точно не садовника. Где это слыхано, чтобы садовник расхаживал по хозяйскому дому? Вот если бы он топтал картофельную грядку, я бы еще с тобой согласился.

Днем Маргарет уехала пить чай с подругами, а мы с Хью после игры почаевничали в клубе, и в третий раз я очутился в сумерках поблизости от садовничьего дома. Сегодня тот выглядел печальным и заброшенным, ничем не намекая на свою обитаемость. Ни одно окно не светилось. К моему рассказу о странных ощущениях, связанных с этим местом, Хью отнесся столь же легкомысленно, как к воспоминаниям о минувшей ночи, и всю дорогу до нашего дома продолжал шутить.

– Это душевное недомогание, дружище. Вроде простуды в голове… – Он подергал ручку двери. – Вот здравствуйте, заперто!

Он позвонил, потом постучал. Вскоре послышался скрип засова и звон ключа.

– Зачем заперли дверь? – спросил Хью.

Открывший нам слуга переминался с ноги на ногу.

– Час назад позвонили, сэр, а когда я открыл, за порогом стоял человек, и…

– Ну?

– Мне он не понравился, сэр, и я спросил, чего ему нужно. А он не ответил и как‐то уж очень быстро пропал – я не заметил, как он ушел.

– Куда он пошел? – спросил Хью, переглянувшись со мной.

– Не могу точно сказать, сэр. Он как будто и не уходил, а мимо меня что‐то протиснулось.

– Довольно! – отрезал Хью.

Когда гравий подъездной дорожки захрустел под колесами автомобиля Маргарет, Хью вновь попросил ничего не говорить ей о явлениях, у которых теперь появился третий свидетель. Она вошла в гостиную, раскрасневшаяся от возбуждения, и заявила мужу:

– Больше никогда не смейся над моей планшеткой! Мод Эшфилд рассказала мне совершенно необыкновенную историю – ужасную, но страшно интересную.

– Послушаем, – произнес Хью.

– Так вот, здесь был садовник – жил в домике у моста, а когда хозяева уезжали в Лондон, он и его жена присматривали за хозяйским домом и жили прямо тут.

Мы с Хью переглянулись, и он отвернулся.

Я знал, о чем он думает, и сам думал о том же.

– Его жена была гораздо моложе, – продолжала Маргарет. – Постепенно он начал ее страшно ревновать и однажды в припадке ревности задушил собственными руками. Вскоре кто‐то зашел к нему и увидел, как он рыдает над трупом жены, пытаясь ее оживить. Послали за полицией, но, когда те прибыли, он уже перерезал себе глотку. Чудовищно, правда? И все же очень любопытно, что планшетка сказала: «Садовник. Я садовник. Я хочу войти. Я не нахожу ее здесь…» Я ведь ничего об этом не знала. Сегодня снова устроим сеанс!.. Ах, боже мой, через полчаса уходит почта, а мне надо отправить целый ворох писем. Но теперь будь добр уважать мою планшетку, Хьюи!

С этими словами она поспешила к себе, а мы, оставшись одни, стали