Эти странные Рэдли - Мэтт Хейг
Так что он просто уходит на кухню. Открывает ящик, где лежит аптечка, и достает ибупрофен. Изучает белую пластиковую упаковку.
Гадает, сколько таблеток нужно, чтобы покончить с собой.
За тисовым деревом
Они слышат, как Роуэн возится в кухне. Закрывается и открывается шкаф. Потом он выходит из дома, и, как только хлопает входная дверь, Хелен снова может нормально дышать. Но облегчение оказывается временным и заканчивается в тот момент, когда Уилл, все еще сидящий на диване, снова открывает рот:
– Могло бы быть и хуже. Например, он нашел бы письма. Или пришел бы Пит.
– Заткнись, Уилл. Просто заткнись.
Однако ярость заразительна. Уилл встает, подходит к Хелен, на ходу обращаясь к отсутствующему Питеру:
– Знаешь, Пит, я всегда удивлялся, как это ты не можешь сложить два и два? Ты же образованный человек. Медик к тому же… А, ну да, Хелен наверняка назвала тебе липовые сроки, да и я изрядно повеселился, запугивая того консультанта, чтобы он ничего не говорил, но все же…
– Заткнись, заткнись, заткнись!!! – она уже не думает.
Она просто бросается на Уилла, царапает ему лицо и наслаждается тем, насколько легче ей от этого становится. Уилл прижимает палец к своим губам, потом показывает ей. Она смотрит на кровь, ту кровь, которую знает и любит как никакую другую. Вот она, прямо перед ней, ее вкус поможет ей забыть обо всем на свете. Борясь с инстинктивным порывом, Хелен бросается вон из комнаты, слыша, как он радостно улыбается, когда кричит ей вслед:
– Хел, правда, я только до понедельника.
Роуэн сидит в церковном дворике под тисовым деревом вдали от дороги. Он принял целую упаковку ибупрофена, но в его самочувствии ничего не изменилось – только голова прошла.
Ясно одно: это ад. Долгое и страшное наказание – жизнь протяженностью примерно в двести лет, в которой никак не поставить точку.
Жаль, что он не спросил отца, как можно убить вампира. Ему очень хотелось бы знать, возможна ли такая опция, как самоубийство. Может, стоит посмотреть в «Книге Трезвенника»? Наконец он встает и направляется домой. На полпути он встречает Еву, которая как раз выходит из автобуса. Она идет в его сторону, прятаться поздно.
– Ты не видел свою сестру? – спрашивает она.
– Нет, – выдавливает он.
– Она пошла в «Топшоп» и исчезла.
– А. Нет. Я… ее не видел.
Роуэн беспокоится за сестру. Может, ее уже полиция поймала. На мгновение эта тревога перекрывает то волнение, которое он испытывает, разговаривая с Евой. Беспокойство придает химическому привкусу во рту оттенок вины – всего полчаса назад он был готов оставить свою сестру наедине с целым миром.
– Короче, странно, – продолжает Ева. – Она вроде стояла рядом, а через секунду ее уже…
– Ева! – кто-то бежит в их сторону. – Ева, я тебя везде ищу!
Ева закатывает глаза и с досадой стонет, глядя на Роуэна как на друга.
Что ж, вот и причина еще пожить.
– Все, иди. Извини. Это мой папа. Увидимся.
Он почти осмеливается улыбнуться ей на прощание – и действительно расплывается в улыбке, когда она поворачивается к нему спиной.
– Ладно, – говорит он. – Пока.
Уже позже, слушая в своей комнате любимый альбом «Смитс» «Мясо – это убийство», он пролистывает оглавление «Книги Трезвенника» и обнаруживает нужную информацию на сто сороковой странице.
ДВА СЛОВА О САМОУБИЙСТВЕ
Суицидальные настроения – нередкое явление у тех, кто воздерживается.
Без регулярного употребления человеческой или вампирской крови меняются химические процессы в нашем мозге. Уровень серотонина значительно снижается, а кортизола – повышается, особенно в кризисных ситуациях. Это может провоцировать резкие и необдуманные поступки.
К такому состоянию естественным образом примешивается отвращение к себе, произрастающее из осознания собственной сути; трагизм и ирония для трезвенников заключается в том, что ненависть к нашим инстинктам вызвана отказом им подчиняться. В отличие от практикующих кровопийц, ослепленных своей зависимостью, мы ясно видим сидящего внутри нас монстра, и для многих из нас это зрелище оказывается невыносимым.
Эта книга не содержит осуждений в адрес тех, что желает прекратить свое существование. В некоторых случаях – например, когда трезвенник готов вернуться к прежним аморальным и губительным привычкам – уход из жизни мог бы считаться хорошим решением. Однако важно учитывать следующее:
1. Трезвенники вполне могут жить как обычные люди, но не могут так же легко умереть.
2. Теоретически возможно покончить с собой путем приема лекарств и аптечных препаратов, но эффективная доза будет в разы выше, чем для обычных смертных. Например, среднему вампиру придется принять примерно триста таблеток ибупрофена в дозировке 400 мг.
3. Отравление угарным газом, прыжки с крыши и порезы вен тоже неэффективны. Особенно это касается последнего способа, поскольку запах собственной крови может спровоцировать желание немедленно искать живой источник добавки.
Роуэн с неожиданным облегчением закрывает книгу. В конце концов, если бы он покончил с собой, то больше никогда не увидел бы Еву, и эта мысль пугает его сильнее, чем решение жить дальше.
Он закрывает глаза, ложится на кровать и слушает шумы, доносящиеся из других комнат. Мать на кухне жужжит блендером. Отец пыхтит на гребном тренажере в запасной спальне. Громче всех слышны голоса Клары и Уилла – они смеются под гитарные риффы из колонок.
Роуэн позволяет всем остальным звукам слиться в монотонный гул и концентрируется на смехе сестры. Он звучит абсолютно, бесспорно счастливо. Без регулярного употребления человеческой или вампирской крови меняются химические процессы в нашем мозге.
А при регулярном употреблении?
Роуэн опять закрывает глаза и пытается не думать о том абсолютном и бесспорном счастье, которое он тоже мог бы испытывать.
Он трясет головой, отгоняя эту мысль, но она остается настойчивым кисло-сладким привкусом у него на языке.
Вода
Питер занимается на гребном тренажере, выкладываясь сильнее обычного. Он планировал одолеть пять тысяч метров менее чем за двадцать минут, но уже давно опередил сам себя. На дисплее высвечивается результат: 4653 метра за пятнадцать минут и пять секунд. Результат гораздо выше обычного и однозначно связан с тем, что прошлой ночью он пил кровь.
Из Клариной комнаты он слышит мелодию.
Хендрикс.
Экстравагантная кровавая музыка шестидесятых, которая нравится Уиллу явно так же сильно, как в семь лет,
