Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон
На этой фазе сон-предвестник всегда обрывался. Пропитанный тревогой – вероятно, из-за вечных сумерек и незнакомца, который ждал Эстер так долго, – он все же не мог считаться страшным. Не исключено, что тревогу как таковую вызывало подсознание Эстер, ведь за годы повторений она привыкла к тому, что за первым, смущающим душу сном обязательно последует полноценный ночной кошмар. И вот сон-предвестник вернулся во всех подробностях – кроме одной. Ибо этой ночью Эстер показалось, будто церковь и кладбище постигли изменения. Край обрыва как бы подвинулся к колокольне – от пропасти ее отделяло теперь не более двух ярдов; от церкви же и вовсе ничего не осталось, если не считать последнюю разрушенную арку. Все эти десять лет море наступало, пожирая сушу и подмывая берег.
Эстер отлично понимала: день ее омрачен не чем иным, как этим сном, точнее, кошмаром, который за ним последует, то есть всегда следовал в прежние времена. Будучи женщиной здравомыслящей, она, раз взглянув проблеме в лицо, замкнула разум для дальнейших умозаключений. Если сейчас она в них углубится, с огромной долей вероятности они-то и вызовут возвращение кошмара – их может оказаться вполне достаточно. Нет, Эстер это ни к чему; она этого не допустит. Кошмар ведь не обычный; это не банальная мешанина лиц и событий; это сюжет, построенный на ожидании ее, Эстер, прихода тем неизвестным человеком… Не думать о нем; не думать, ни в коем случае не думать; слава богу, в помощь решимости Эстер звякнул ключ парадной двери, и Дик позвал ее по имени. Эстер вышла в небольшую квадратную переднюю, и ей предстал муж – сильный, статный, восхитительно посюсторонний.
– Треклятая жара! Это просто безобразие какое-то! Скоро здесь будет мерзость запустения! – загремел Дик, энергично гримасничая. – Чем, хотел бы я знать, мы прогневили Провидение, раз оно шлепнуло нас на эту раскаленную сковородку? Давай расстроим его дьявольские планы, Эстер, – давай сбежим из этого ада и поужинаем в… назову местечко шепотом, а то еще Провидение расслышит, – в Хэмптон-корт [6]!
Эстер рассмеялась: план был превосходный. Они с Диком ненадолго сменят обстановку, вернутся поздно; ужин вне дома сулит удовольствия чувственного характера и притупление тревоги.
– Ты отлично придумал, – сказала Эстер. – Я уверена, что Провидение тебя не расслышало. Прямо сейчас и поедем!
– Конечно. Были для меня письма?
Дик прошел к столу, на котором лежало несколько запечатанных, скучных на вид конвертов с марками ценой в полпенса.
– Так, посмотрим. Счет… Напоминание заплатившему о его же глупости. Рекламный проспект… советуют инвестировать в немецкие марки – словно я прошу советов! Далее циркулярное письмо. Нет, ты послушай, как они начинают: «Милостивый государь или государыня»! Что за дерзость требовать пожертвований, не выяснив прежде пол адресата… А вот это интересно: закрытый просмотр, портреты в «Уолтон-гэлери». У меня пойти не получится – деловая встреча как раз в этот день. А ты бы заглянула туда, Эстер; говорят, там будет несколько шедевров Ван Дейка [7]. Ну вот и всё; можно ехать.
Воздействие ужина в Хэмптон-корт оказалось весьма благотворным. Правда, Эстер так и подмывало пересказать Дику свой сон (разумеется, исключительно с целью услышать, как расхохочется муж, как назовет ее глупышкой), но она сдержалась, ибо все утешительные фразы не были бы и вполовину столь эффективны для врачевания потусторонних страхов, сколь эффективно было неизменное жизнелюбивое здравомыслие Дика. Вдобавок пришлось бы признаться, что она, Эстер, не на шутку встревожена, открыть, что некогда сон посещал ее регулярно, да еще и сообщить о неизбежном кошмаре. Эстер не хотела даже думать о продолжении, не то что говорить о нем; она поступит куда мудрее, если вся окунется в фирменный рационализм мужа, закутается в его любовь… Они ужинали на свежем воздухе, в ресторане у самой реки; затем прогулялись; словом, дело шло к полуночи, когда Эстер, успокоенная прохладой и загородной свежестью, а также ободренная нежным вниманием Дика, вступила в свой дом, в то время как муж ставил машину в гараж. Теперь она только дивилась, как могла целый день поддаваться дурным мыслям – настолько далекими, нереальными они казались. Эстер чувствовала себя так, как если бы во сне пережила кораблекрушение и проснулась в уединенном, защищенном от бурь саду, где нет ни намека на штормовые ветра и бурные волны. Однако стоп: разве не доносится и в этот сад, пусть едва слышно, почти неуловимо, грохот валов морских?
Дик лег в гардеробной, смежной со спальней жены, дверь в которую не закрывали ради движения воздуха; сама Эстер уснула, едва погасила свет, даром что у Дика он еще горел. И сразу же, с первых секунд начался ее кошмар.
Она стояла на морском берегу; был отлив, мокрый песок замусоренной отмели мерцал в сумерках, что плавно переходили в ночную тьму. Хотя Эстер никогда не бывала в этих местах, все здесь казалось пугающе знакомым. Пляж упирался в крутую песчаную дюну, на самой верхушке ее лепилась колокольня из серого камня. Вероятно, море успело подмыть берег и поглотить саму церковь, ибо останки ее лежали у подножия дюны, неподалеку от Эстер, и там же она видела вывороченные надгробия, в то время как часть их все еще оставалась на месте, возле колокольни – силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Справа от колокольни была роща, как бы зачесанная ветрами на косой пробор, в сторону суши. Эстер знала: если подняться на дюну и пройти вдоль ее хребта несколько ярдов прочь от моря, то очутишься на тропе, которая бежит из полей с живыми изгородями, снабженными деревянными перелазами, ныряет под сень изувеченных деревьев и выводит к церковному кладбищу. Всю эту картину живо охватил ее взор; она ждала, не отводя глаз от дюны, увенчанной колокольней, ибо именно там таился ужас, готовый явить себя. Эстер уже было известно, что представляет собой этот ужас; как и много раз прежде, она пыталась убежать, но каталепсия, вечная спутница ночных кошмаров, уже завладела ею. Напрасно она рвалась прочь – ноги будто приклеились к песку, а взгляд был прикован к дюнам, и отвести его Эстер не могла, хотя и знала: сейчас, вот сейчас незримое станет куда как зримым.
И это произошло. Сначала возник овал бледного света размером с человеческое лицо; он завис прямо перед Эстер, несколькими дюймами выше уровня ее глаз. Далее овал стал обретать подробности: Эстер увидела,
