Хоррормейкеры - Пол Дж. Тремблей

Мы знаем, что Карсон умрет в конце этой сцены, когда бы она ни закончилась. Мы знаем – он и сам знает, что умрет. Независимо от того, считает ли кто-то из нас, будто Карсон заслуживает того, что с ним произойдет, это случится с ним в любом случае. Мы знаем, что зрелище, наблюдаемое нами и переживаемое, – это подготовка к казни. Мы знаем, что смерть рано или поздно – еще через секунду, еще через минуту, еще через год… – появится в дверном проеме и посмотрит на Карсона в ответ, как однажды уставится и на нас тоже.
Мы знаем, что дом-лабиринт Карсона – это еще и наш дом. Мы чувствуем правду и знаем – возможно, более интуитивно, чем когда – либо прежде, – что умрем. Образ перед глазами символизирует изменчивую во времени смертельную ловушку, в какую попадемся мы все. Мы можем смотреть на нее, отводить взгляд и притворяться, что ее нет, – без разницы. Смерть рано или поздно загородит собой проем. Кому-то ее приход покажется совершеннейшей неожиданностью – до самой последней секунды. Кто-то устанет ждать ее, а кто-то захочет, напротив, чтобы она поскорей наступила, – давай, приди уже, черт возьми! – и все равно будет бояться ее прихода.
И вот…
Наконец-то.
Длинный силуэт Глиста медленно вползает в арку. Поначалу мы обманываемся, думая, что это не он, а просто какая-то новая тень, возникшая в результате изменения освещения.
Но это он, собственной персоной.
Его появление – почти облегчение, бальзам на душу. В то же время оно пугает, ибо мы уже начали верить и бояться, что ожидание может никогда не закончиться. Не такой-то он, оказывается, и желанный, этот приход монстра после паузы, показавшейся вечностью. Кому-то из нас его внешний вид покажется гораздо более ужасным, чем мы себе представляли. Нет-нет, уберите его с глаз долой! Зря мы так долго ждали!
Глист, в силу роста и комплекции, заполняет арку почти целиком – стены за ним почти не видно. Невозможно не узнать его кошмарную фигуру.
Ожидание закончено.
Глист входит в столовую, направляясь к Карсону.
КАРСОН (дрожащим, надломленным голосом): Мыть хвост до блеска крокодил ничуть не устает – льет воду он из речки Нил на чешую и трет…
Карсон цитирует стихотворение, которое, будучи в младшей школе, отказался зачитать.
Он не убегает. Он устал бегать. Да, он сдался. Поражение имеет множество обличий – вот лишь одно из них.
Глист надвигается плавно, не спеша. Он не делает резких движений и не горбится. Он – как экран для проекции всех персональных страхов и кошмарных снов. Каждый зритель сам найдет, какими индивидуальными чертами наделить этот образ, – и у каждого зрителя опыт затянутого ожидания чудовища в столовой будет в чем-то да отличаться от переживаний всех остальных. Кому-то запомнится его жуткая походка – и он/она будет еще долго искать фильм или книгу, которая сможет произвести если не то же самое дикое впечатление, то что-то наподобие. Кто-то особо отметит, что Глист неумолим. Он своего добьется, несмотря ни на что.
КАРСОН (продолжая): С улыбкой бодрой он живет – ког… (сбивается, сглатывает ком в горле) …когтищи распустив.
Руки Глиста, кажется, достаточно длинные, чтобы достать аж до другого конца комнаты. С кончиков его когтистых пальцев капает кровь – смазка во всех механизмах Вселенной. С каждым шагом он будто увеличивается в росте.
По мере приближения Глиста мы видим все больше деталей его трансформации. Тени залегли в бороздах и складках между его чешуйками и роговыми пластинами; заполонили впадины глаз.
Его лицо-маска осталось тем же, но рот – другой.
Рот открывается, и в нем полно острых зубов.
КАРСОН (завершая): Рыбешку мелкую грызет… в улыбке пасть раскрыв.
Ракурс съемки меняется, и теперь мы смотрим из-за спины Карсона. Глист, частично скрытый силуэтом парня, высится над ним грозной башней.
Рот Глиста открывается широко-широко, будто в чудовищном зевке. Складки кожи в уголках этой непомерной пасти ходят ходуном, трепещут, натягиваясь и расслабляясь.
Глист не нападает, как змея. Он медленно кладет руки на плечи Карсона, впивается в них когтистыми пальцами, наклоняет голову с раззявленной пастью вперед, к его шее, доставая до самой левой лопатки зазубренным краем…
И только потом – клац!
*Ремарка: изображение смерти Карсона выходит за рамки нашего бюджета на спецэффекты, да и любого другого бюджета в принципе. Приведу тут лишь краткое описание, сугубо для передачи атмосферы сцены. Можно заменить подробную сцену расправы демонстрацией рваной раны на горле Карсона или перерезанием горла – чем угодно, что мы сможем достоверно реализовать, имея на руках те ресурсы, какие имеем.*
РЕЗКИЙ ПЕРЕХОД
Глава 17. Настоящее: Feral FX (ч. 2)
Да, здесь меня видят все.
Я сажусь на стул, и Жанель приказывает мне поднять руки и просунуть их в мусорный мешок, служащий на манер пончо. Она натягивает и поправляет мешок так, чтобы грудь – на несколько дюймов выше линии сосков – оставалась оголенной. Они смотрят на мою грудь, на мое лицо и отворачиваются. Иногда мне тоже невыносимо на себя смотреть.
Жанель отступает на шаг, окидывая меня взглядом. Да, я знаю, что высокий.
– Наверное, я слишком сильно похудел для этой роли, – говорю я. – Это ад – быть пятидесятилетним подростком.
– Худел строго под присмотром врача, надеюсь, – говорит Жанель.
– Не. Врачи злятся и очень расстраиваются, когда я не могу предъявить полис.
– Если это не шутка, – отвечает она, – не уходи сразу, я дам тебе контакт человека, который помогает начинающим актерам с медстраховкой.
– Так я новичок или развивающийся?
– И то и другое, очевидно.
– Туше.
– Наверное, вопрос глупый, – говорит она, – но чешуйки – это же что-то типа татуировок, да?
Я отвечаю утвердительно, не говоря при этом «да»:
– Изначально они скрывали след от ожога, а потом мне понравилось, как это выглядит, и теперь они закрывают еще и шрамы от прыщей.
Чешуя украшает мою грудь, да и вообще торс, и часть бедер, так что я на четверть монстр и только на три оставшихся четверти человек. Перепроверять не советую.
– Но теперь я жалею об этом, – добавляю я.
Не знаю, заметил ли кто-нибудь из присутствующих, насколько честно я ответил на вопрос, избежав главной правды. Но слушайте, я же не могу выдать все на-гора. Порой для этого нужно потрудиться, заслужить знание.
Учитывая слухи о том, что в смерти Клео виноват я, и о том, что я лишился мизинца во время съемок, широкой публике не надо видеть эти чешуйки.