По воле чародея - Лилия Белая
– Прошу, пане! Родной мой, молю, остановись! Не выдержит наша Аннушка боле! – верещала Палашка уже наяву, прогоняя мысли Властоша о давнем прошлом.
Вишнецкий словно очнулся от ночного кошмара. В глазах сверкнул ужас, будто маг вновь возвратился в детство, увидел смерть отца няни, а после занятий с дедом за дерзости сам оказался прикован к столбу…
– Полно, Каркрас! – твёрдым голосом в любой миг могла овладеть дрожь. – Будет с неё! Остановись!
Но оборотень не спешил прекращать. Он точно и не услышал приказа. А может, сделал вид, что не слышит. По толпе крестьян прошёл ропот.
– Боже правый, он же её запорет! – слышалось оттуда.
Крики. Свист. Гомон.
– Не запорет, авось выдержит девка… – обронил Ярмаш.
– Да, ей недо-олго осталось! – с довольством протянула Анфиса.
Кровь. Шум. Рвущееся от криков горло.
Пан Вишнецкий выскочил из беседки быстро: никто не успел заметить слёзы, блеснувшие на его ресницах.
– СКАЗАНО ТЕБЕ, ОСТАНОВИСЬ!
Каркрас, скрипнув зубами, подчинился. Выдохнул, как после тяжёлой работы, нехотя заткнул плеть за пояс. Анна, словно сквозь дрёму, уже не чувствуя тела, дёрнулась и, обессиленная, повисла на столбе.
Властош приблизился, взошёл на помост. И увидел плоды своего веления: спина невольницы была исполосована глубокими рваными рубцами, из которых обильно сочилась кровь. В одно мгновение нечто неясное пронзило сердце чародея, подобно игле. Стараясь дышать ровно и не выдать странных чувств, пан наклонился над ухом Анны, прошептал, пробуя говорить с прежней холодной язвительностью:
– Ну как, усвоила урок? Сама просила работу сократить, помнишь? Радуйся, несколько дней теперь можешь на панщину не ходить после таких ран. Отдохни хорошенько. Каркрас постарался на славу.
– Зря не добили, Властош Ладович… Теперь я навсегда останусь напоминанием о том, что вам не всё подвластно. Будете вечно корить себя за это, – сквозь боль Анна позволила себе усмехнуться.
Пан совладал с собой. Ничего не ответил. Лишь провёл над ранами рукой. Сияющие чары проникли в разорванную плоть. Магия почти не залечивала, но заметно облегчила боль.
– Зачем вы это делаете? – голос Анны дрогнул, натянутые верёвками руки, заныли пуще прежнего.
– Мне работница живая нужна. Может, я хочу ещё над тобой поиздеваться, – солгал волшебник, и от этой лжи сдавило сердце.
После он окинул суровым взглядом крепостных и воскликнул:
– Я милостив к вам! Пусть наказание вашей Анны послужит всем уроком. Кто к этой девке сунется с помощью, – помещик указал на застывшую статуей Настю, – запоёт у столба следующим! И вот здесь я не шучу! Всем ясно?!
По толпе пронеслось неровное: «Да, пан».
– В поле, живо! Работать!
Народ подчинился. Палашка, плача навзрыд, кинулась отвязывать мученицу. С тихими словами она проклинала Каркраса: «Да шоб его черти припекали в Огненном Царстве, шоб он такую же муку почуял, окаянный!» – к Властошу же проронила иную фразу: «Ох, Единый, прости ему, ибо не ведал, что творит!»
Властош быстрой походкой направился в дом. Боль взаправду разъедала душу, и как он ни старался, её было не изгнать.
Настасья проводила колдуна хмурым волчьим взглядом. Затем, видя, что на неё уже никто не обращает внимания, даже Каркрас, она, постаравшись незаметно проскользнуть сквозь толпу, последовала за Вишнецким.
Пора было с ним расквитаться.
За всё.
* * *
В рабочем кабинете Властош со злостью начал перебирать ненужные никому бумаги. Архивные документы и хозяйственные отчёты пачкала кровь. Забавно, она осталась на пальцах, когда пан решил утихомирить девке боль. Вишнецкий скрипел зубами, царапал ногтями собственные ладони. Хотелось испепелить любого, кто посмеет войти в комнату. Кроме, может быть, Настасьи, которую он как раз ожидал. Мрачные мысли не давали сосредоточиться.
Да, он не справился! Не смог смотреть и приостановил наказание, позволив чувствам овладеть разумом! Что бы на это сказал его дед? Влепил бы пощёчину, заставил сотни раз написать в тетради слово «слабак» или… Ох, ну он бы придумал способ! А может, Властош всё-таки сделал всё правильно? Не позволил загубить невинную душу. Или не стоило вмешиваться? Но тогда Каркрас просто забил бы селянку насмерть.
Властош провёл по горячему лицу рукой. В помещении было жарко, длинные волосы липли ко лбу. Маг обречённо положил голову на скрещенные руки. Он не помнил, заметила ли Настасья, что ему самому под конец едва не стало плохо. Заметила ли она его слезу?.. Всё произошло быстро. Хотя, в любом случае, ненависть ещё кипела в её душе, и чародей знал про то. Люди долго помнят самые плохие поступки. И, при случае, припоминают.
«Сегодня девчонка должна пройти это испытание, – думал волшебник. – Испытание на силу воли, идею которого, сама того не заметив, подкинула несносная Анна, рассказав ей, что с моей смертью все обретут свободу. Что ж, Настенька, поддашься ли соблазну убить? Или кровь настоящей Искусницы, избранницы Сварга, не позволит тебе стать таким же, как я?»
Опьянённый думами и любопытством, Вишнецкий вытащил кинжал из ящика стола, подбросил его вверх и обратил в меч. Чуть успокоившись, провёл по лезвию светящимися пальцами, затупил клинок. Усмехнулся, понимая, на какой отчаянный шаг идёт, рискуя собой и решив поиграть с самой смертью, однако, всё же положил оружие на столешницу. Затем подошёл к стеллажу около окна, распахнул его и взял оттуда хрустальный пустой пузырёк. Пузырёк больше походил на флакон для изысканных фруктовых духов, какими любили пользоваться сёстры Грацианские.
«Не уверен, что он мне пригодится. Слезу Искусницы трудно извлечь из души, а у этой-то вряд ли она прольётся ради меня. Да и что даст мне её слеза? В лучшем случае – целительные силы. Особо не пригодится, но ради исследования интересно её получить, любопытно, прольётся ли из души тот самый свет…» – размышлял Властош, внимательно разглядывая склянку, будто в её гранях мог найти ответы на все вопросы. Спрятав вещицу в карман, принялся ждать. Но Настасья не приходила. Странно, может, Каркрас отправил в поле работать? Властош продолжал думать о слезе, об Аннушке, о её словах, о последующих действиях. Мысли прервались громким стуком распахнувшейся двери. Властош дёрнулся.
В комнату влетела Настасья. Злоба кипела изнутри, легла бледным кривым отпечатком на миловидное лицо.
– Ах, а я ждал тебя, душа моя, – расцвёл в наигранной улыбке пан. – Что, тоже к столбу хочешь? Да ты погоди-погоди, может, устрою такое развлечение… Дай мне только повод, знаешь, я его очень жду!
– Я вас убью, – прошептала Настасья, медленно двинувшись на чародея.
В чисто-голубых глазах пылала ярость похлеще огня в жаровне кузницы. В сердце разгоралось желание отомстить за людей, познавших от Властоша столько бед.
– Языком-то
