Тоска - Александр Александрович Павловский
– Я видел, как вы вчера тряслись в удавке на чердаке. А затем видел город и трупы, распятые на заборах. Или скажете, что это тоже ерунда?
– А тебе не кажется, что ты слишком мнительный или обычный фантазёр? Потому что я заглядывала вчера к тебе в номер, ты спал с телефоном в руке. Это было в районе десяти вечера. – она язвила, изрядно нервничая.
Ни одного довода для возражения у меня не было, лишь неправильно заданные вопросы. А проснулся ли я вчера на самом деле не мог ответить даже себе. Пытаясь найти хоть какие-то аргументы, я уставился на шею Зои Ивановны. И, если мне не изменяет память, то всегда видел этот повязанный платок. А может и не видел.
– Давайте перестанем притворяться, что всё нормально? Я видел город, и кто-то ударил меня в затылок. Этой ночью. И, как я проснулся в номере, мне до сих пор не понятно. Но вы сейчас скажете, что я мог удариться во сне! Да, мог, но не с такой же силы, как он у меня болит. К тому же вы сами ответили какой-то девушке или женщине, что устали бесноваться по ночам.
– У меня жуткая мигрень, вот я и беснуюсь. Так моя бабка говорила, когда по ночам уснуть не можешь. Мол, бес с тобой играется и не дает выспаться. А с утра ведь все на поля ходили и, если ты не выспишься, то мог и серпом по ноге пройтись. А это опасно.
– Я вам не верю. – океан спокойствия накатывал на берег благоразумия с всплесками молочной пены.
– А что ты хочешь услышать от старой женщины? У меня уже плохая память, бессонница, плохой аппетит и за домом присматриваю одна. Столько дел, что просто не хватает на всё сил. А теперь ты меня обвиняешь в чем-то!
– Я хочу знать ответы, которые у вас есть, но вы упорно молчите. Или мне нужно пойти к той женщине, с которой вы сегодня разговаривали? Может быть она будет сговорчивее.
– Не стоит тебе к ней ходить!
– А вы не решайте за меня, что мне стоит делать, а что не стоит.
– Ты не понимаешь, что здесь происходит и хочешь навлечь на себя еще большую беду.
– Похоже, что единственный человек, который понимал, что происходит и дал мне подсказку, был Лев Михайлович.
– Зря он это сделал.
– Зря, что вы молчите. Ваши дети бы не одобрили! – последняя фраза стала лишней, но я был в гневе.
Захлопывая за собой дверь, мне хотелось, чтобы она выскочила и сказала, что я прав. Но она за мной не пошла. Видимо я прав в том, что говорю, но даже при таких условиях мне никто не поможет. Все знают правду, и никто не намерен ею делиться. Остается надеяться, что в коридоре они всё-таки говорили про меня и эта незнакомая женщина будет где-то рядом, когда я объявлюсь в городе. Нужно быть на виду и ждать.
При свете дня всё было на своих местах. Заросший двор с хламом у забора, огород, который нужно вспахать и соседние дома в тени собственных крыш. Улица без погоревшего частокола и обвалившихся стен. Сорняки, что поросли по самый пояс, были обычным газоном, даже не цеплявшимся за обувь. Толпы туристов, фотографирующие всё, что движется или молча стоит. Звуки колокола на башне. Не хаотичный звук, а мелодия. Жизнь кипела, как ни в чем не бывало. Я даже не набрался храбрости пройти к набережной, где видел распятых детей. Будь это сон, то весьма правдоподобный и реалистичный. Пусть я страдаю провалами в памяти и галлюцинациями, но отличить реальность от сна ещё в силах. Таблетки заглушают боль, а не рассудок. Это понятно даже без инструкции. Иногда рвота к горлу подступает, но стоит успокоиться и отдышаться, как прихожу в норму.
Брусчатка снова нагрелась в лучах солнца, что пробивалось сквозь фиолет туч. Где-то вдалеке моргнула молния, но так далеко, что напоминала блик от оптики. Из-за поворота вышел экипаж. Я всмотрелся в морды лошадей, надеясь не увидеть опарышей в глазах. Они прошли рядом и что-то наподобие зрачка уставилось в меня. В карете снова была недовольная пара, даже больше недовольная, чем те, кого видел вчера. Ощущение, что, садясь в карету на человека наваливается невыносимая тоска и он утопает в ней, как выброшенный на берег утопленник. Утопленники… Перед глазами вырисовалась мерзкая картинка ночи и её запах. Я на мгновение вновь его почувствовал. Улица Лазарева пересекалась с Лажечникова и уходила на берег реки. Ветер нагнал оттуда запах тины, который и ударил в ноздри.
Я решил не сворачивать в сторону кафе и просто прошел прямо. Помню, что улица уходит дугой и заканчивается на небольшом пятачке с бомбилами. Они ждут, когда людей врасплох застанет дождь и кто-то обязательно прибежит, оказавшись в цепких лапах знатоков автомобильной Коломны. Там же находилась одна из стен, бывшего Коломенского кремля. У этих стен собирались великие армии, что разгромили Золотую орду.
Мне захотелось взглянуть на эту стену и осмотреть башни. В прошлый раз не позволил дождь, но сегодня он был где-то вдалеке и несколько лишних часов позволяли не торопиться. На пятачке уже стояли бомбилы. Неизменные лица: один следит за небом через лобовое стекло, а другой сидит на копоте и снова с кем-то ругается по телефону. Эти бомбилы были стабильны, как одуванчики весной.
Я обошел их стороной и вышел к крайней башне. Она устремилась высоко в небо, чиркая синеву своим ржавым шпилем. Можно подумать, что об этот шпиль и рвутся облака, разливаясь дождем. На пригорке стоял бронзовый памятник Невскому, осматривающему свои владения. Может быть по задумке он смотрит в сторону Москвы, а может грозно оглядывает земли, захваченные Ордой. В любом случае он воодушевляет своим грозным видом и решительностью. Страшное было время, но столько героев родило. Культура, земля и кровь, вот так бы я охарактеризовал ту эпоху.
Поднимаясь на пригорок, я рассматривал крайнюю, Маринкину, башню. Странно, но она напоминала воронье гнездо. Только вместо мудрых воронов там сидели уменьшенные копии. Черное брюшко, сероватый отлив на перьях и синяя голова с пепельным клювом. Они бегали по крыше, а некоторые сидели в траве у башни. И лишь одна каркнула, на перилах у входа за стену. Она смотрела на меня, а
