Тоска - Александр Александрович Павловский
Когда дверь открылась на пороге появился мужчина лет за пятьдесят, с огромной проплешиной на голове и густой седой бородой. Казалось, что волосы просто упали с головы на подбородок. Над верхней губой усы отливали желтизной, как и белки его глаз. Он еще раз выдал порцию отборного словца, не поскупившись всем миром и спустился на первый этаж, где и замолкнул, когда закрылась еще одна из дверей. А дверь третьей комнаты закрыл мужчина лет за тридцать. Он был взъерошен, но не ото сна, стоял в распущенной рубашке и закатанных книзу брюках. У него слезились глаза, а до этого он плакал, что было видно по огромным мешкам и полопавшимся капиллярам. На шее был заметен зарубцевавшийся кровавый след. Такой остается не после бритья, сколько от веревки, что стягивается петлей.
«Блять, да он же пытался повешаться прямо в комнате!» – мне врезался в память след от веревки. – «За что он мог подцепиться? На потолке только люстра и та не выглядит надежной. А он просто решил свести счеты с жизнью посреди ночи. Чертово место! Сначала никого не было вообще, затем этот номер с кровавым пятном на стене, затем эта старушка и запись в журнале, а теперь этот полоумный. Может, нужно было для начала прочитать отзывы об этом месте, а не заезжать сразу? Где-то похоже есть табличка, что это место для суицидников и склонных к членовредительству. Возможно, поэтому никого нет на рессепшене, люди избегают возможности увидеть всё воочию. Типо, добрый день, вам доступны любые способы счетов с жизнью, не стесняйтесь, ведь весь персонал будет там, где не слышно ваших предсмертных всхлипов или криков». – С такими мыслями я больше не смог уснуть, раз в какое-то время прислушиваясь к происходящему в коридоре из-под одеяла. Но туманящаяся тишина пугала ещё сильнее.
С материалом, что я прочувствовал на своей шкуре за последние дни легко написать хоррор или мистический триллер. И обоснованно можно утверждать, что город запуган некими Проводниками, несущими правильность бытия, но играющие осторожно и не своими руками. Впрочем, как все уважающие себя организации в сером поле. Стоит отметить, что главным атрибутом является завершение «неоконченного дела», которое у каждого своё. Ничего не повторяется и один и тот же сценарий, видимо, не обыгрывается дважды. Педантичный и скрупулезный подход. Значит организация не из двух человек и пиар-отдел большой. Как-то ведь люди о них узнают? Значит, есть общедоступность информации.
А что, если это всё-таки розыгрыш? Если исходить из такой логики, то я ни к кому не подходил сам, а именно ко мне подходили и начинали разговор. Может, эти люди кем-то наняты и карта достопримечательностей составлена так, что ты не ошибешься, если пойдешь не по плану? Тогда я нарушу эту цепочку событий. Нужно только придумать куда идти, пока не начался… – на этих словах я уснул.
Когда вновь включился магнитофон мыслей в дверь комнаты постучались. Сначала два раза, затем сразу три и снова два. Я подскочил с кровати, будто это был мой личный тайный сигнал и провернул ключ в замке.
– Держи! – на пороге стояла старушка и настойчиво протянула стакан воды. – Полей фикус, а то он почти сдох у тебя на подоконнике. Ты его не поливаешь, я знаю.
– Эм, хорошо. – Я будто окапался на одном месте и был не то встревожен, не то возмущен её поведением. – А почему бы вам тогда не забрать фикус, раз вы о нем знаете больше меня?
– Экий ты хитрый! Нельзя отдавать своё на попечение чужому человеку. Ты должен сам поддерживать жизнь, иначе всё остальное бессмысленно и твои головные боли будут преследовать всю дорогу. А лекарства не вечные.
– Что значит не вечные? Аптеки на каждом шагу и там вполне достаточно обезболивающих, – казалось, что старушка совершенно выжила из ума и в одиночестве решила, что я её друг, – а пока есть деньги и рецепт можно купить что угодно.
– Да как ты не понимаешь, что здесь всё не вечно. Пока у тебя есть время, то ты и пользоваться можешь всем, а как только его не станет, то не станет и остального. Ты не то сам глуп, не то пытаешься обмануть мудрую женщину, а лучше бы прислушался. Иди, цветок полей!
– Спасибо вам большое за совет! – я раскланялся, чуть не пролив воду.
– Шут гороховый. Господи, прими и сохрани его душу дурную.
Я захлопнул дверь и беззвучно спародировал её последние слова. Меня всего покоробило от пяток до макушки, как дольку лимона съел. Но всё-таки решил, что полью цветок, раз так хочет эта полоумная старушка. Цветок ведь ни в чем не виноват, а за все дни нахождения в гостинице я и правда ни разу его не полил. Он одиноко стоял на подоконнике, прикрытый шторой, так что его совсем не видно внутри комнаты. Там совсем нет дневного света, но и на площадке перед комнатами тоже, а ведь цветут и растут.
Фикус жадными глотками принял воду и как-то даже приветливо покачал листьями. В мгновение моя головная боль утихла. Стало легче дышать и исчез тремор в руках. Не понимаю, как это могло сработать, но сработало. Я допустил, что старушка не такая уж и полоумная, но затем вспомнил, что она назвала меня «шутом гороховым» и вернулся к первоначальному мнению. Странно, что она еще не решилась мне показать свой фикус.
На часах был полдень. Я сходил в столовую и плотно перекусил, совместив завтрак с обедом. Затем снова вернулся на Уманскую и поднялся к гостинице. В свете небольшого пятнышка солнца, гостиница напоминала пряничный домик, цвета горчицы или карамели. На окнах решетки и редкие кондиционеры, входная дверь закрыта, а небольшое парковочное место занято машиной со спущенными колесами. Её не то, что припарковали, а точно затопили в этом месте.
Разбитые тротуары соединялись с асфальтом, полустертая зебра с нерегулируемым перекрестком, жизнь едва здесь закипала, слабо побулькивая под самой крышкой. Но люди всё равно сюда едут и остаются. Эту магию сложно объяснить, когда ты сам ею не владеешь. Что-то соблазнительное и возбуждающее есть в этих покосившихся заборах, цвета фисташкового мороженого или одноэтажных домиках, прикрытых шляпами своих крыш или в колокольнях, что пробиваются в небо со
