По воле чародея - Лилия Белая
– Не суди меня так низко, глупец. Я хорошо знаю, каково это – остаться сиротой. Мама мальчика померла от болезни, я тут ни при чём. И только попробуй ещё раз обо мне так подумать. Пожалеешь.
Захарий умолк. Тишина длилась недолго. Властош расписал кузнецу, как следовало действовать дальше. Захарий из его слов уяснил: по прошествии трёх дней ему нужно будет пойти к Мелинару и предложить денег, которые пан спокойно вручил в кошеле.
– Не бойся, всё будет по справедливости, – похлопал по плечу коваля Властош. – Тебе девчонку, мне – имущество её папаши. Настенька теперь от тебя не отвертится, придётся замуж идти, но самое главное, смотри. Вот ваш брачный договор! Читать же ты умеешь?
Вишнецкий махнул рукой, и в его пальцах возник контракт, исписанный тысячами до ужаса мелких букв. Глаза Захария чуть не вылезли, пытаясь прочесть хоть несколько предложений. Разобрал. И впрямь, про свадьбу там что-то говорилось.
– Нужна только подпись отца, она всё решает. Вот здесь он должен расписаться. Видишь, куда указываю пальцем?
– Да вижу, вижу я, пан.
Властош исподлобья смотрел на кузнеца, медленно разбирающего по слогам договор. Захарий совсем не представлял, как ловко с помощью чар можно переставить буковки на листочке, превратив его из контракта о продаже человека в некий «брачный договор». Одна беда – подпись, которую стереть потом уже будет невозможно, закрепляет истинную суть контракта, чтобы там ни было написано.
– А вы, господин, на нашу свадьбу-то придёте? – вдруг спросил Захарий.
Контрактом он был доволен и ничего странного там не приметил.
– Почему бы и нет! – Властош прикусил губу, сдерживая смех. – Какие у Настасьи цветы любимые? Без подарка на праздник как-то не по-людски.
– Васильки, пан. – Захарий по-дурацки заулыбался, мечтательно продолжая рассматривать «брачный контракт». – Они такие же красивые, как и она сама…
– Будет ей василёк, будет, – прошептал чародей, косясь на кузнеца. – Уж без подарка её не оставлю.
Сделка
Пришла беда – отворяй ворота!
Русская народная поговорка
Лисавету похоронили через три дня. Все заботы по погребению взял на себя Мелинар. Настасья между тем проводила время с Данилушкой, поражаясь равнодушию деревенских: ни один человек не помог сколотить гроб, отпеть покойницу, никто не пришёл на церемонию и не сказал утешительного слова мальчику, оставшемуся сиротой. Возможно, люди боялись. Не Данилку, но его единственных настоящих друзей – Мелинара, Настасью. Слухи о чёрной магии, от которой пострадала семья мельника, распространялись быстрее пожара. Мир в одночасье сделался холодным и жестоким.
Мелинар с ожесточённым упорством закапывал гроб, хотя обычно эту работу делали двое-трое крепких молодцов. Данилка старался не плакать. Он только смотрел на могилу, шепча короткие молитвы – те, что смог вспомнить. Мальчонку обнимала Настасья. Теперь подруга стала для него по-настоящему родным человеком, старшей названой сестрицей.
– Даже на надгробие денег нету, – вздохнул Мелинар и отложил в сторону лопату. – Зато простой камешек поставили, хоть так, – он горько хмыкнул.
Закатное небо над кладбищем побледнело, его затянули рваные облака. Ветер запел тоскливую песню. Моросило.
– Отец, Данилке бы поспать хоть немножко. Можно мы пойдём? – Анастасия поёжилась.
Нехорошее предчувствие шевельнулось в её сердце.
– Идите, – кивнул Мелинар. – Только, прошу вас, осторожнее. Мало ли, какие гости нагрянут… Я скоро догоню вас, немного тут побуду, помяну.
Он достал из котомки кружку и бутыль, Настя перечить не смела. Взявшись за руки, она и Данилка быстрым шагом двинулись в сторону мельницы. Начинался дождь, им хотелось поскорее найти укрытие.
Мелинар залпом осушил одну кружку, вторую… Водка обжигала горло, но согревала внутренности.
– Эх, Лисонька, Лисавета, почему ты так рано ушла?.. – сокрушённо спрашивал мельник немую рыхлую землю, в которую дрожащей от усталости рукой воткнул белую свечку.
Несмотря на тяжёлые капли, падающие с небес, свеча продолжала гореть, трепетать тонким пламенем, плакать горячим воском.
– Наша ведь землячка была, северяночка, – продолжал бормотать Мелинар за неимением соседок-плакальщиц. – Мне хватило смерти жены, теперь и ты, друг наш, отправилась к Единому. Господь забирает лучших. Ведь пошла на поправку, думали, обойдётся. Верили, надеялись. Что ж мне теперь с твоим чадом делать-то? Что мне делать, Лисонька?..
– Усыновить! Работник на старости лет тебе будет. А вот доченьку отдать мне, коль расплатиться нечем! – оборвал несчастного голос не теплее, чем могильные камни.
Мелинар резко обернулся. Властош Вишнецкий, одетый полностью в чёрное, присел рядом с ним на деревянную скамью. Маг спокойно воспринял тихую ругань в свой адрес. Пусть бранится, кулаки сучить не посмеет. Волшебник знал: богобоязненные крестьяне не развязывают драки в священном месте. И этот не посмеет: мёртвые не простят.
– Позлорадствовать пришли? Вам – веселье от нашего горя? – глухо спросил Мелинар.
– Нет, – ответил Вишнецкий с прохладой, – хочу помянуть покойницу вместе с тобой.
Только тут мельник заметил знакомого вороного коня, привязанного к берёзе. Пан поднялся, подошёл к нему, достал из седельной сумы запечатанный кувшин и две кованые медные чаши. Сорвав печать, разлил питьё и подал одну из чаш Мелинару:
– Бери, не бойся, не отравлю, ты и так довольно убитый. Глотни, легче станет и не будет так холодно. Поверь, пить мёд гораздо слаще и лучше, чем эту гадость. – Пан презрительно покосился на бутыль самогона в руках старика.
Мельник бросил недоверчивый взгляд. Чародей первым отпил из своей чаши, и Мелинар, сдавшись, тоже попробовал напиток. Закружилась голова, но тепло, разлившееся по телу, заметно облегчило боль.
– Какая радость – иметь возможность сходить на могилу близкого человека, – задумчиво молвил волшебник. – Поговорить, вспомнить, пролить слёзы, когда никто не видит. Не всем дана такая возможность, её надо ценить… Что же ты, даже цветов не нарвал, дурень? – Пан покачал головой, провёл засиявшей светом рукой над могилой, и из земли проросли десятки мелких сиренево-жёлтых ирисов.
Миг спустя чародей сотворил из веток росшего неподалёку можжевельника венок и возложил его на камень.
– На сороковой день сожжёшь, – произнёс он, добавив про себя: «Если, конечно, сам доживёшь».
– Вы так спокойно украсили могилу, я поражаюсь, – Мелинар фыркнул. – Делаете вид, будто не причастны к смерти нашей Лисаветы! Будто не вы – главный виновник.
Властош остался невозмутим, лишь понемногу пригублял горячий мёд.
– Действительно, – он кивнул, соглашаясь. – Не причастен. Зачем мне было её убивать? Мальчишка ничего плохого не сделал, отказал-то мне ты! Вцепился в свою драгоценную Настеньку и не хочешь её отпускать, а ведь она уже взрослая, пора вылетать из родительского гнезда.
– Взрослая, да… Потому может жить и своим умом. В чём-то она поумнее меня будет.
Чародей опрокинул на скамью опустевшую
