Предназначение - Галина Дмитриевна Гончарова

Но когда государь не приказывает их в подземелье тащить да пытать, так, может, потом выслушает? Или смилуется?
А вдруг?
А Борис щадить никого не собирался. Ему другого хотелось. Взял он запись допроса Истермана, боярину Пущину кивнул, мол, зачитай, Егор Иванович, а то у меня горло уже дерет. Сам молчал, на бояр смотрел, а Пущин читал, ухмылялся зло.
Он-то знал: когда иноземцы власть менять лезут, они это в своих интересах делают. А кто им помогает, обязательно в суп пойдет.
Предателей в первую очередь на осине вздернут, судьба такая, Иудина!
Вот и зачитывал боярин, ухмылялся.
И список бояр зачитывал, которых казнить должны были. И список того, что у них отобрать хотели да иноземным купцам передать. И список купцов иноземных…
Слушали бояре, в лице менялись, за бороды хватались, но помалкивали. Понимали – не ко времени крик да лай будут.
Да и не врал Истерман. Такие вещи в записи попадались, что не придумаешь их так-то, знать надобно. И жуть брала.
Когда б удался заговор, все потоки денежные крупные в иноземных руках оказались бы, россам и ручейков бы не оставили. Так, лужицы от копытец козьих.
Может, и выцарапали б они чего со временем, а может, и нет. Кто ж им отдаст-то чего хорошего? И становилось боярам страшно.
И тем, кто в заговоре участия не принимал – по ниточке, считай, над пропастью проскользнули, – и тем, кто участие принял.
Они ж не того хотели!
Они-то для себя старались, для деток своих, а выходило, что и их бы под нож, и всех остальных… Да что ж это делается-то, люди добрые?!
Борис смотрел внимательно, малейшие изменения на лицах подмечал, потом все он обдумает. Потому как сейчас без предателей да подлецов много дел доходных освободится. Не казне ж всем подряд заниматься?
Надобно будет и поощрить кого…
Наконец, дочитал боярин Егор. Борис с трона поднялся:
– Все ли слышали, бояре?
И слышали, и верили. И…
– Теперь-то что делать будем, государь?
Первым боярин Утятьев опомнился. И то… не был он ни в чем замешан, не втянули его никуда. Может, потом и хотели, ну так то потом, когда Федор на Анфисе б женился, боярина к царской семье привязал накрепко, а вернее сказать, к Любаве. Осознал боярин, что рядом проползло гадюкой подколодной, и дурно ему стало. Вот и задал вопрос.
Борис его долго томить не стал:
– Что делать, боярин? А вот то, что я скажу. Боярин Пущин сейчас списки огласит. Иноземцев в Россе поубавится, и сильно, отец мой впускал сюда всякую шваль без разбора, а нам выгребать придется. Доли их в кумпанствах да товариществах в пользу государства отойдут… и кое-кому из вас, бояре, также пригодятся. Казна всем подряд заниматься не станет. Вот, к примеру, ты, боярин, кожами торгуешь, да в твоей торговле доля Данаэльсу принадлежала.
– Есть такое, государь. Сам знаешь, своего флота у нас, почитай, и нет, толкового, а иноземцы руки выворачивали…
– Вот доля твоя к тебе и вернется. И флот у нас будет, кое-что есть уже. И с вами, бояре, я обговорю все, с каждым в отдельности, не то сейчас мы три дня тут просидим безвылазно. Не со всеми, правда, – Борис на предателей посмотрел. – Тех, кто меня убить хотел, и я не помилую. Вы не на государя, вы на Россу руку подняли, и за то – смерть.
Вот теперь вой поднялся, но люди боярина Репьева даром хлеб свой не ели. Кого сразу оглушили, мешком с песочком, кого просто кляпом заткнули – и поволокли тела под руки прочь из палаты Сердоликовой. Остальные бояре спорить не стали, да и чего тут лаяться?
Когда б просто так государь их арестовать приказал, да, может, и усомнился бы кто. Может, и пошумели бы, и справедливости требовали. А Борис все принародно сделал, скрывать ничего не стал, да и поняли бояре, что их бы заговорщики не пощадили тоже.
Казнит предателей государь?
Вот и пусть их, и не жалко даже. Скорее интересно, что и кому достанется.
Борис еще раз милостей пообещал, боярину Пущину кивнул, и тот со стола свитки взял, печатью государя запечатанные. Каждому из бояр раздал по свитку с именем, заранее надписанным. Подготовился Борис к этому разговору, постарался.
– Вы, думные бояре, эти записи дома посмотрите. Там расписано и что у казны есть, и что вам предложить можно, и что казна бы хотела… Посмотрите, подумайте, а потом и поговорим мы, чего впустую воздух-то гонять?
Это бояре поняли. А и то…
Награждать их вроде как и не за что, ничего такого они не сделали. А вот поменять одно на другое или за выкуп чего хорошего взять, это они могли понять. И конечно, не до лая им стало, не до протестов каких – к чему? Мало ли кого государь в темницу бросить приказал? Заслужили, значит. Все про то слышали. А сейчас надобно и о себе подумать.
Посмотреть, что государь предлагает, дома посидеть, может, посоветоваться с кем знающим… Нет, не до споров тут. Не до ссор.
Без шума и крика расходились бояре.
Борис дождался, пока за последними вышедшими дверь закрылась, на трон почти без сил упал. Боярин Пущин в кубок воды холодной налил, царю протянул:
– Испей, государь.
Борис кубок одним глотком осушил, выдохнул.
– Вроде справились, дядька Егор?
– Справился ты, Боря. Государь Сокол тебя бы признал с радостью.
Переглянулись мужчины.
Сегодня власть государева еще больше укрепилась. А когда получит Борис хоть половину из того, что хочет, еще лучше будет. Есть дела, которые только в ведении государства быть обязаны. Шахты, оружие, часть торговли…
Государь Иоанн Иоаннович, не тем будь помянут, много чего из рук выпустил, ну и подобрали нити всякие разные… едва Бориса ими не удушили. А сейчас возможность появилась все утраченное вернуть, а то и чем полезным прирасти, и Борис от нее отказываться не собирался.
Сидел он на троне, воду пил мелкими глоточками и думал – жаль, что Устя его сейчас не видела. Потом он жене все расскажет, ну так это все ж не то. А вот когда б она сама поприсутствовала… А чем его жена сейчас занимается? С бабушкой секретничает?
Сейчас передохнет он пару минут да и к супруге пойдет.
Боярин Егор на Бориса посмотрел, встал, поклонился:
– Пойду я,