Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт
— О как! Допускаете, вас хотят подставить?
— Именно. Увы, у всех нас есть недоброжелатели.
— И знаете своего?
— Я бы подумал в первую очередь на Бориса Борисовича Борисова.
— Вроде вы должны друзьями быть, — хмыкнул следователь.
Я промолчал. Обсуждать длину моего хвоста не хотелось, а смущение и раздражение, которые я ощутил, напугали меня — получается, тело или просто отголоски Василия Матвеевича имели влияние на моё сознание. Чёрт, только вот битвы за кошачье тело мне не хватало! Видимо, эмоции отразились на моей морде, но были истолкованы по-своему.
Следователь внимательно огляделся в комнате, пожелал хорошего дня и ушёл. Было слышно, как он постучал в одну из соседних дверей. А я растерянно сел на кровать. Неужели постепенно угаснет моё человеческое «я», а Василий Матвеевич никуда не делся, а только затаился на время в глубине общего мозга или чего-то ещё? Где гарантия, что мы поменялись с Кошанским?.. А если бачок пробил мою голову и я умер… точнее тело, а сознание подселилось в чужое, задвинув Василия Матвеевича? И теперь он потихоньку приходит в себя… Нет, что за бред!
Мне опять стало очень жутко и неуютно, но я знал, как обрести душевное спокойствие. Я долго со вкусом драл столбик, пока паника не покинула меня. Затем отправился в уборную. Закапывая результаты своей деятельности в свежие опилки, я заставил себя переключиться на моего недоброжелателя. Что мне о нем известно?
Борисов происходил из баронского рода Мурмуркиных, был старшим и очень долгожданным сыном. Первые две супруги барона оказались бесплодными. Отсутствие даже намёка на хвост у котёнка стало страшным ударом для всей семьи. Отец тут же отрёкся от уродца — появление такого отпрыска опозорило его перед всем светом. Отсутствие хвоста считалось не просто недостатком, а зримым порицанием высшими силами. Часть друзей тут же прервала всяческие отношения с Мурмуркиными, чтоб на них самих не пала немилость небес.
Мать с новорождённым сыном вернулась к своим родителям Мурлиным. Кстати, отчество и фамилия, совпадающее с именем, как раз и демонстрировали, что Борис отвергнут своим отцом. Однако семье, нажав на все рычаги, которые только можно, удалось записать малыша в дворяне. Дядя Бориса уже тогда занимал высокую должность при дворе, после смерти отца он оставил несчастной сестре с племянником родовое поместье, а затем добавил пару букв к фамилии и стал Мурлилиным.
Борис учился дома, сдавая в Хомячинской гимназии только экзамены. По странной прихоти судьбы, то поместье располагалось неподалёку от нашего фамильного имения. Бедняга был на треть седмицы старше меня, и мои родители воспользовались опытом соседей: я получил аттестацию в той же гимназии, не посещая очные уроки.
Ходили слухи, что Борисов родился без хвоста за грехи своей бабушки Мурлиной, которая навела венец бесплодия на первых жён барона, чтобы в итоге выдать за него свою внучку. Как и я, учиться в университете Борис не мог, но его дяде каким-то чудом удалось добиться высочайшего разрешения для племянника сдать все экзамены экстерном и получить диплом учителя краеведения в заштатной академии Второй восточной провинции. А затем по протекции всё того же дядюшки-царедворца Борисов стал преподавать в столичной академии.
Поскольку во всех бедах «М» по умолчанию были виноваты «К», Борис ненавидел всех потомков Кыськиных. Но меня особенно, потому что мои родители меня не скрывали и не стыдились, а другие знатные семьи губернии жалели, но не сторонились. Пусть мне и моему отцу эта жалость была тоже весьма неприятна.
До появления в академии я видел Бориса буквально считаные разы: его никогда и никуда не приглашали. Даже в церковь не водили — он по умолчанию считался отлучённым от неё.
Первые пару лет работы мы старались не замечать друг друга. Всё равно «М» и «К» демонстративно занимали разные стороны в столовой, учительской и так далее. Однако затем моё ходатайство о соискании научной степени одобрили, а Бориса — отклонили. И в его глазах я стал врагом номер один. Правда, Василий Матвеевич был слишком занят преподаванием, диссертацией и тайной группой, чтоб обращать внимание на выпады недруга, да и всё ограничивалось мелкими пакостями: украденным тематическим планом, залитыми молоком контрольными работами или пятном на сюртуке. Сильная волна ненависти накатила на Бориса с этого учебного года, когда рядом со мной стали крутиться новички — Эдик и Дусик. Ведь Борисова все сторонились как прокажённого, даже просвещённые преподаватели; ни одной лишней фразы, не касающейся деловых вопросов, к нему никогда обращено не было. Он был словно кот-невидимка.
Мне даже стало жалко Бориса, стоило подробностям всплыть в памяти. Какой бы сволочью он ни стал сейчас, в своей бесхвостости виновен не был, а общество сделало его изгоем с младых когтей. Вот тебе и милые котики!
Мог ли отверженный расправиться с Валерьяновичем? Если дело в отравлении, то я бы поставил на «эту лошадь». Хотя тот был и Мурлык-Масянский, но и к «М» у Бориса было немало претензий. Ежели профессора придушили?
Обдумывал этот вопрос я уже в буфетной. Завтрак закончился, но лёгкие закуски всегда были в распоряжении преподавателей. Я скользнул взглядом по тщедушной фигурке моего недруга, лакающего сметану в дальнем углу. Значит, Борис тоже опоздал в столовую. Беседа со следователем? Или какие-то тёмные делишки?
— Доброе утро, Василь! — ураганом налетел на меня Евдоким. Моего друга, как обычно, распирало от новостей. Хотя Дусик много работал и проводил тут всего два дня в неделю, он умудрялся общаться со всей академией, трепаться в учительской, болтать в буфетной, перекидываться фразами в коридорах. Школьный друг Димон как-то рассказывал мне об ориентальской породе кошек: мол, очень разговорчивые товарищи. И хотя Песцов выглядел самым обычным полосатым котом — моя бабуля называла таких «шпротными», — в душе он явно был ориенталом.
— Что у вас тут творится?! Обалдеть! Страсти пуще киспанского двора! А тебя правда на допрос вызывали? Это потому, что ты Кошанский?
Я молча кивал на все вопросы Евдокима, сыпавшиеся из него, как горох из прорвавшегося пакета. Не удивлюсь, если после уроков он к следователю прибежит лясы точить. И это замечательно! Василий Матвеевич всегда был котом сдержанным, даже строгим. Фамильярничал только с Эдиком да Дусиком, и его неожиданный интерес к местным сплетням будет выглядеть как минимум странно, скорее подозрительно. А мне же так интересно, как продвигается дело!
Конечно, я не был сыщиком, да и расследование меня напрямую не касалось. Но лекции и работа по гасителю велись без моего активного участия, какими-то внутренними резервами Василия Матвеевича. А мне обязательно нужно было чем-то
