Гений Медицины - Игорь Алмазов

Я расписал направления, отнёс их Ольге Петровне и направился в ординаторскую.
— Михаил Анатольевич, нужно ваше разрешение на проведение холангиографии, — обратился я к наставнику. — Я подозреваю у пациента дискинезию желчевыводящих путей, это обследование лучше всего подтвердит диагноз.
— Заболевание преимущественно женское, — произнёс Зубов. — С чего бы ему быть у Трошина?
Как я и думал, так быстро отношение не поменяется. Исправим!
— Преимущественно — это не значит, что его вообще не бывает у мужчин, — пожал я плечами. — Все симптомы и диагностическая магия подтверждают диагноз.
— Ладно, делайте, — махнул рукой Зубов. — Клиника может себе позволить.
Он подписал направление, и в ординаторскую вбежал Болотов.
— Михаил Анатольевич, д-дайте мне другого пациента, — запыхавшись, выпалил он. — Прошу вас!
— Здрасте приехали, — вздохнул Зубов. — Ну что опять случилось? Уже запугали этого онкологией до смерти?
— Н-нет, — Болотов от волнения заикался даже сильнее, чем обычно. — П-просто он ко мне пристаёт!
Вот это заявление. Насколько я помню, Болотову достался мужчина по фамилии Сидоров, с другого этажа. Простолюдин, скорее всего.
— Вы с ума сошли⁈ — заорал Зубов. — Вы хоть понимаете, в чём пытаетесь обвинить пациента!
— Я-я понимаю, — закивал Болотов. — Но я а-абсолютно уверен.
— Ну давайте вместе посмотрим на вашего пациента, — вздохнул Зубов. — У меня же так мало своей работы.
Моё присутствие в ординаторской было уже необязательным, но меня тоже сильно заинтересовала эта ситуация.
— Разрешите я схожу с вами? — спросил я. — Звучит довольно необычно, возможно, имеет место какое-то психическое заболевание.
— В моём отделении нет психически больных, — заявил Зубов. — Это нонсенс. Можете пойти с нами, только чтобы лишний раз убедиться, что вы все недоврачи.
Насчёт того, что нет психических заболеваний, легко можно было поспорить. Вчера лично успокаивал одного психа. Другой вопрос, откуда они здесь появляются. Тут явно что-то не так, и в этом следует разобраться.
И желательно это сделать раньше Зубова.
Мы отправились втроём в палату Сидорова. По пути я отдал Шуклину направление на обследование своего пациента, попросив передать главной медсестре.
Сидоров занимал палату для простолюдинов, обставленную чуть проще. Она была на шесть коек, а не на четыре, как в аристократических. Но даже при всём этом выглядела палата лучше большинства в других клиниках.
— Иван Васильевич, тут на вас мой молодой интерн жалуется, — подойдя к одной из кроватей, заявил Зубов. — Говорит, приставать вы к нему изволили.
Мужчина выглядел полностью адекватным, от чего обвинение Болотова казалось ещё более странным.
— Я ничего такого не делал, — замотал головой пациент. — То есть… я не специально. У меня в голове что-то помутилось как будто бы.
Так, ещё страннее… Снова полностью адекватный пациент, который внезапно начал лишаться рассудка.
— С какими жалобами вы сюда поступили? — спросил я.
— Кашель замучал уже, — отозвался Сидоров. — Ничего не помогает, вот и выдали мне направление в клинику. Повезло, что в этом районе живу, и к ней прикреплён.
— От кашля что-то принимали? — быстро уточнил я.
— Сироп мне друг посоветовал, гликодин, — ответил Сидоров. — Помогает хорошо, но не пить же его постоянно!
В голове что-то щёлкнуло, связывая воедино всю картину, и я отвёл своих коллег в сторону.
— Действующее вещество в гликодине — это Декстрометорфан, — быстро начал объяснять я. — Одно из его действий — подавление захвата моноаминов. Оно могло вызвать серотониновый синдром, который в свою очередь стал причиной расстройства.
— Он для этого гликодин должен был литрами пить и родиться самым невезучим человеком на земле, — отрезал Зубов. — Бред это всё. У пациента жалобы на кашель, вот и надо двигаться в ту сторону, а не искать какие-то притянутые за уши болезни!
— Надо вызвать к нему психиатра, — сказал я. — Если это заболевание только развилось, его легко можно будет убрать психиатрическим аспектом.
— Вот вы и вызывайте, раз делать нечего, — махнул рукой Зубов. — За что мне наказание такое, умников подослали, которые лечить толком не могут, зато диагнозы на ходу придумывают!
Он махнул рукой и вышел из палаты. Отчасти он был прав, теория хоть и логичная, но вероятность всего этого крайне маленькая. Но врачебная чуйка, а также ситуация, которая произошла вчера, не давали мне спокойно отпустить её.
— Ч-что мне делать? — спросил Болотов.
— Вызывай психиатра, пусть осмотрит пациента, — ответил я. — Лишним не будет.
Он кивнул и убежал за врачом. Вскоре психиатр уже принялся за Сидорова.
— Удивительный случай, — проговорил он. — Действительно, парафилия. Нарушение серотонинового обмена. Я с таким ещё не сталкивался.
— Это лечится? — испуганно спросил пациент. — Я не хочу так… И такого не было раньше. Да я же…
— Всё легко исправлю, начальная стадия исправится моей магией, плюс выпишу препараты, — успокоил его психиатр. — Даже в своё отделение переводить не буду, но пока вы здесь — буду наблюдать.
Я оставил Болотова с психиатром и их пациентом и отправился на другой этаж. Очень странные дела здесь творятся, откуда в терапии сразу два психиатрических пациента?
Задумчиво я вернулся к посту и забрал готовые анализы. Пора было заняться своей историей болезни.
— Ольга Петровна, холангиография когда будет готова? — спросил я у медсестры.
— Какая ещё холангиография? — удивилась она. — Вы такого не назначали.
— Я написал направление и передал его вам через Шуклина, — ответил я. — Он не передавал?
— Нет, — отозвалась она. — Сейчас спрошу.
Я отправился с ней в сестринскую, где Шуклин заполнял какой-то журнал.
— Паша, ты передал моё направление? — спросил я.
— Ой, запарился что-то, забыл, — извиняющимся тоном ответил он, доставая из кармана моё направление. — Ольга Петровна, вам Боткин передал.
Запарился и забыл? Ну-ну, кажется, Шуклин тоже начал играть по грязным правилам.
— Как же забыли-то, я прямым языком спросила, ничего ли мне не передавали! — подтверждая мои догадки, всплеснула руками медсестра. — Ох, прав Зубов, с вами одни мучения!
Зубов точно говорит не так мягко.
— Побежала тогда, чтобы успели сегодня сделать, — добавила Ольга Петровна, оставляя нас с Павлом наедине.
— Забыл отдать, значит? — спросил я. — Как же так умудрился?
— А