Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

Граф Дюк, стоявший чуть поодаль, наблюдал за сценой молча. Он уже почти приготовился к тому, что герцог попросит женщин удалиться — логично, предсказуемо, как того требовали правила. Они внесли свою долю сведений, теперь настало время мужчин решать, как действовать.

Но герцог неожиданно прервал тишину.

— Оливия? — произнёс он, смотря прямо на неё, будто забыв о присутствии других. — О чём вы сейчас думаете?

Девушка слегка пожала плечами, и, опустив взгляд, тихо сказала:

— Возможно, вы сомневаетесь в моих словах… но я знаю способ проверить всё. Мне кажется, я могу привести вас к заговорщикам.

Граф Дюк уловил, как изменилось лицо герцога. Та уверенность, что всегда скрывалась за его сдержанностью, на миг уступила место сомнению. Он задумался — по-настоящему, глубоко, как человек, привыкший держать под контролем весь мир, но внезапно оказавшийся перед сложным выбором.

Дюк вздохнул и решил положить конец этой неправильной для всех линии.

— Герцогиня Терранс, — произнёс он, сухо и сдержанно, — вы сделали всё, что могли. Дальше мы сами решим, как поступить.

На мгновение лицо Оливии дрогнуло. В её глазах мелькнула обида — искренняя, почти детская. Она посмотрела на графа с таким выражением, будто именно он нарушил хрупкий порядок вещей, изгнав её из круга, где она, по её мнению, имела полное право быть.

— То есть, в хозяйстве, по-вашему, я могу принимать решения, — её голос стал твёрже, в нём зазвенела сталь, — а вот здесь — нет?

Граф почувствовал, как этот яростный взгляд буквально пронзает его. Он хотел было заверить её, что он так не думает.

Но Оливия наклонилась к мужу так близко, что её шёпот был едва слышен — графу пришлось напрячь слух, чтобы уловить слова.

— У нас есть идеальная жертва слухов, муж и его бывшая любовница, — произнесла она заговорщическим тоном. — Скоро в замке будут праздновать пир в честь Карла Великого. Скажите, какой повод для пересудов возникнет, если герцог будет танцевать не со своей женой? Какой соблазнительный шанс откроется у тех, кто ищет предлог навредить вам?

Она сделала паузу, посмотрела на графа Дюка так, будто ждала подтверждения, а затем, ещё более тихо и серьёзно добавила:

— Это наш лучший шанс, не правда ли?

* * *

Утром после бала граф Дюк заметил леди Оливию Терранс — одну, идущую к саду. Она казалась хрупкой, как фарфоровая фигурка, но держала осанку так уверенно, что каждый её шаг звучал твердо и четко; приподняв подбородок, она напоминала воробья, который готов дерзнуть и отнять хлеб у вороны.

Дюк невольно сравнил её с леди Бриджит и убедился: разница бросалась в глаза. Оливию он уважал — за умение держать себя, за управленческую хватку, за находчивость и трезвый расчёт, который редко встречался при дворе. В Бриджит же он видел иную природу: ту, что легко уступит, если выгода окажется соблазнительнее чести.

— Не думал, что вы такова, — произнёс он тихо, вынуждая девушку остановиться. В его голосе звучала искренняя насмешка, но и немного любопытства.

Оливия на мгновение замерла, затем, чуть вздернув нос, оглянулась по сторонам — черты её лица заострились, взгляд стал внимательным и бдительным, как будто она проверяла, насколько безопасно им вести разговор.

— Я думал, вы более принципиальная, — сказал граф, медленно приближаясь, будто пытался прочитать выражение её лица.

— Вы о том, что я не хочу наказывать глупую девчонку? — спокойно ответила Оливия, не оборачиваясь. — Поверьте, она и так наказана.

Граф Дюк прищурился, всматриваясь в неё с лёгким недоверием, как будто пытался понять — лжёт она или действительно верит в свои слова.

— Она маленькая и эгоистичная, такая же, как её брат, — произнёс он холодно.

— Ох, — вздохнула Оливия, чуть качнув головой, — я слышала это от вас уже не раз. Но если бы вы хотя бы на миг забыли о своей неприязни к Феликсу, вы бы заметили кое-что другое. Ариана влюблена в вас.

Она продолжила идти, не глядя на собеседника, словно обсуждала что-то самое обыденное на всем белом свете.

— В этом есть и моя вина. Я не выслушала её, не спросила, почему она ведёт себя странно, — добавила она тихо.

Затем Оливия вновь остановилась и повернулась к графу. Её взгляд был прямым и твёрдым.

— Если бы я не была так занята собой, я бы давно сложила два и два. Влюблённость Арианы заметна каждому, кто хоть немного внимателен.

Граф замер. Он видел, как юная сестра герцога порой краснеет, когда он оказывается рядом, как неловко прячет глаза, но назвать это любовью… до этой минуты ему и в голову не приходило.

— Не тревожьтесь, — продолжила Оливия с лёгкой иронией. — В тот вечер вы едва не потребовали плеть для неё. После всего случившегося, уверяю вас, Ариана сама не осмелится подойти к вам ближе, чем на несколько шагов.

Она произнесла это спокойно, но в её голосе слышался тихий упрёк — не только ему, но и себе.

Решение было принято быстро еще до пира: всем казалось разумным, чтобы Ариана «заболела» и на время исчезла с приёмов. Даже сама девушка восприняла это с облегчением — словно временная изоляция могла стереть позор и дать шанс начать всё сначала.

— И вы вот так легко можете простить герцогу такое обращение с вами? — резко воскликнула леди Мариана Хоммей, появившись будто из воздуха.

Её голос разрушил спокойную атмосферу, и она уже стояла перед Оливией, глаза полны нетерпения и ехидства. Девушка не могла успокоиться:

— Где же ваши уроки о гордости и о том, как должна вести себя жена? Что нужно делать приличной даме? Или вы просто всё стерпите, герцогиня?

Граф Дюк окинул эту сцену безмятежным, чуть холодным взглядом. Мариана — суетливая, ехидная, с постоянным желанием выказывать свою правоту — частенько вызывала у него презрение и скуку. Он видел, как она стремительно догнала их и вломилась в разговор без церемоний, и в этом было что-то детское, глупое: остроумие ради остроумия.

— Или вы уже ищете утешение? — прошептала она теперь прямо у уха Оливии, с вызовом, не стесняясь присутствия графа.

Дюк слушал и воображал, как эти слова ложатся тяжёлым обвинением, зависшим в воздухе. Ему было не по душе это лицемерие — поклонение слухам и презрительным подколкам, которые столь охотно подхватывали дамы при дворе.

— Вы забываетесь! — неожиданно вмешался Дюк, не сдержавшись. Его голос был ровен; в нём явно звучало желание защитить, и это удивило даже самого графа.

— Герцогиня Терранс лишь приболела, а вы уже превратили муху в слона.

Мариана лишь фыркнула и, не теряя ни секунды, выпалила:

— Никто не удивится, если сегодня вы придёте в жёлтом. — С этими словами она толкнула Оливию в плечо и, довольная нанесённым выпадом, стремительно удалилась.

Дюк провёл руками по лицу, ощущая неприятную смесь раздражения и усталости. Мариана, которой так хотелось покрасоваться в обществе, так нетерпеливо сорвала свою маску в погоне за травлей и зрелищем. На несколько минут привычная милая невинность, которую девушка изображала в присутствии мужчин, треснула — и это было едва заметно другим, но довольно доходчиво усвоено графом Дюком.

Граф с горечью отметил, что травля герцогини только набирает силу — и виновата в этом, как ни странно, сама герцогиня.

Глава 44

СТЕНА ЖЕНСКИХ СЛЕЗ

Если герцог не был занят делами, связанными с безопасностью короля или хлопотами вокруг делегации, он неизменно приходил ночью ко мне в спальню.

Обычно он навещал меня, когда в замке уже стихал шум: слуги расходились по своим покоям, стража занимала посты, стихали шаги в коридорах. Муж входил тихо, всегда через смежную дверь, которая разделяла наши спальни.

Это стало своеобразной традицией. Очень часто я уже спала или просто нежилась в постели, когда ко мне приходил супруг. Иногда я говорила с ним сквозь дрему, иногда понимала, что он в комнате, лишь когда чувствовала тепло его тела, обнимающего и согревающего сонную меня.