Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— А, ну я не сильно разбираюсь, — прищурился я, но улыбка у меня была та ещё.

— Да всё ты разбираешься, — усмехнулся он. — Я ещё в прошлый раз, как ты тут появился, сразу понял, кто ты.

— Но ведь ты меня не выдал, — сказал я. — Сделал вид, что не знаешь.

Он медленно, важно кивнул, словно генерал, принимающий парад.

— Так учили. Хочешь — сам расскажешь. Не хочешь — я и так узнаю.

— И кто же я? — я улыбался, но внутри уже готовился к ответу.

— Яровой Максим Сергеевич. Лучший сыскарь в Новознаменске. Нынче, правда, опальный и в розыске, — произнёс он, будто приговаривая.

— Ого… Ну ты, Кузьмич, даёшь.

— А то. Я хоть и старый пень, но нюх не потерял.

— Вот это хорошо, — кивнул я. — А с нынешними коллегами своими… ну, бывшими, ты связь держишь?

— В каком смысле?

— Ну, контакты есть?

— Конечно, имеются. Куда ж их деть, не протухли. А что?

— Ну, слушай тогда… — сказал я, и, опершись локтем на стол, начал рассказывать.

Телефон зазвонил так настойчиво, будто ему было глубоко плевать на то, что я только несколько часов назад вылез из бани Кузьмича, где мы налегли на его вишнёвую наливку, душевно поговорили «за жизнь» и за всё прочее. Голова гудела, как трансформаторная будка, подушка липла к лицу, а руки норовили вцепиться в одеяло и не отпускать его. Но привычка выработана годами службы: одна рука машинально потянулась к телефону, вторая — нащупала пистолет под кроватью.

На экране высветилось: Оксана. Ну и кому бы ещё понадобилось меня так рано дёргать?

— Да… — промычал я, не особо утруждая себя оживлённым тоном.

— Макс, всё-таки Бульдог одумался, — без предисловий сказала она.

— Неужели? — зевнул я, потирая виски.

— Угу. Сметанин лично мне звонил. Извинялся за моего сотрудника… ну, то есть за тебя.

— Ну, ясное дело… — хмыкнул я, устраиваясь поудобнее. — И-и?

— Так вот, — продолжала Оксана, — сказал, что всё выяснил. Что у следствия теперь другие, диаметрально противоположные версии, не связанные с тобой. Ты больше не в розыске. Сказал, что ему нужны твои показания. Как свидетеля. Просил, чтобы ты с ним срочно связался.

— Понятно… — промычал я.

— Макс, — в голосе её появилось напряжение, — ты что, не рад?

— Да рад, конечно, рад, — отозвался я, хотя, единственное, чему бы я был сейчас действительно рад — это возможности не отрывать головы от подушки и пойти досматривать сон.

— Ну так свяжись со Сметаниным, дай показания и выходи на работу. Хватит прохлаждаться. Тут у нас такое творится — без тебя зашиваемся. Ещё и Мордюкова нет, он-то, по твоему, между прочим, совету с давлением в госпиталь слёг, прячется от проверки.

— А что, проверка не уехала ещё?

— Завтра последний день. Потом справку разгромную накатают по результатам, а нам всё это разгребать. Выговоров, как собакам блох, навешают. Задолбали, не дают работать, — процедила она сплошным текстом.

Возмущенно, но как-то привычно, можно даже сказать — мотивирующе.

— Ну, система — она такая, — вздохнул я. — Сколько ни работай, хорошим не будешь.

— Всё, Макс, давай, до связи. Скоро увидимся. Ух! Как же я рада, что всё так само собой разрулилось.

На это я только хмыкнул, а потом вспомнил ещё кое-что.

— Погоди… Ты с технарями из БСТМ связывалась? Узнавала?

— Да… — и она рассказала мне результат их разговора.

— Спасибо, Оксан, пока.

— Ты, главное — свяжись с Бульдогом.

— Свяжусь, свяжусь…

Я отключил звонок, опустил телефон на тумбочку и ещё с минуту лежал, глядя в потолок. Голова по-прежнему была тяжёлая, но внутри уже начинало ворочаться то самое чувство — спокойного дня мне сегодня всё равно не видать.

Я набрал Бульдога, его рабочий номер.

— Сметанин слушает, — отозвался он, как всегда сухо, но на этот раз в голосе сквозила хотя бы какая-то оживлённость.

— Привет, Аркадий Львович, это я, Максим Сергеевич.

— О! — будто даже обрадовался он. — Ну ты даёшь… Вот устроил заварушку, а? Ладно, что всё разрешилось. Так, Максим Сергеевич, нам с вами нужно срочно увидеться и переговорить. Я снял розыск, так что теперь официально ты чист, больше не подозреваемый.

Мы с ним ещё в его машине перешли на «ты» — правда, вынужденно, по крайней мере, с его стороны, так что теперь он немного путался.

— Да, я в курсе, — ответил я.

— Тогда давайте так: надо встретиться, но не в моём кабинете.

— Почему не в кабинете? — спросил я.

— Не по телефону. Короче, у вас тут есть кафе на углу Ленина и Карла Маркса, знаешь? Оно там одно, не ошибиться. Через час сможешь быть? Дело серьёзное.

— Смогу.

— Если что, могу за тобой заехать.

— Нет, не надо. Сам доберусь, я на колёсах, — сказал я, хотя про себя отметил, что колёс у меня, по сути, сейчас и нет, но это Бульдогу знать ни к чему.

— Ну ладно. Тогда через час там.

Перед встречей я сделал пару звонков, уладив свои дела. Ровно через час такси высадило меня на перекрёстке Ленина и Карла Маркса. Кафешка была из тех, что помнили ещё девяностые: старая вывеска «Мангал и угли», облупившаяся краска, запах жареного мяса, который въелся в стены, и несколько пластиковых растений в горшках для вида. Надо думать, московский следак не хотел светиться в более парадных местах.

Внутри было пусто. За стойкой дежурила администратор — молоденькая, но уже с тем усталым взглядом, каким смотрят люди, пересидевшие лишнюю смену.

— Добрый день, у вас заказано? — вежливо спросила она, хотя и так было видно, что зал пуст.

— Нет, я не бронировал. Меня ожидают.

— А кто именно?

— Мужчина, на бульдога похож.

Она слегка нахмурилась, будто сверялась в памяти, потом глянула через зал и кивнула:

— А, понятно. Проходите.

Я подошёл к столику у окна, где уже сидел Сметанин. На его лице была совсем не та мрачная физия, к которой я привык. Он улыбнулся, поднявшись навстречу, пожал руку:

— Садись. Тут отличные стейки рибай, рекомендую.

— Рибай… — поморщился я. — Это что за зверь такой?

— Хе… Это мраморная говядина.

— Да хоть гранитная, только я как-то больше по свинине на шампуре. Тут, я так понимаю, с этим напряг.

Честно сказать, судя по экстерьеру, я надеялся на что-то более свойское.

— Да ты попробуй, — махнул он рукой. — Я угощаю. Всё-таки виноват перед тобой, давай хоть проставлюсь.

— Легко отделаться хочешь, — хмыкнул я. — Такая «простава» несерьезная… С тебя по-взрослому: сауна, шашлыки из свиной шеи и девки.

— Губа у тебя не дура, — усмехнулся он. — Ладно, как освобожусь, организую.

— Да шучу я, — отмахнулся я. — Я не привередливый. Давай, тащи свой рибай, посмотрим, что за зверь.

— И… пятьдесят грамм к нему, — подмигнул он.

— Ну, только если пятьдесят, — ответил я, тоже улыбнувшись.

Может, и не помешает чуть-чуть «подлечиться». Но — без фанатизма. День ещё только начинался, и впереди, я чувствовал, будет много всего.

Стейк оказался действительно на удивление хорош — сочный, с лёгкой корочкой, розовый на срезе, пахнущий дымком. Я отрезал кусок, пока жевал, обвёл взглядом пустой зал и, положив вилку, спросил:

— А к чему такая конспирация? Почему не у тебя в кабинете?

Бульдог пригубил кофе, откинулся на спинку стула.

— Пойми, Макс… тот мент, ксиву которого ты мне передал, действительно оказался московским опером. Не подделка. Всё настоящее. И тут, как я понял, ниточки тянутся в Москву.

— Ну и что дальше? — нахмурился я.

— Что дальше… Я обвинение и подозрения с тебя снял, но ты пока не высовывайся. Пускай все думают, что ты в тени, ничего не копаешь, никуда не лезешь. И возвращение твоё мы официально нигде не афишировали. Я по своим каналам проверю всё, что можно.

— Так я бы мог помочь, — пожал я плечами.

— Нет, Макс, подожди. Ты громко засветился, и сейчас надо действовать аккуратно. Всю цепочку вытащить наружу.