И грянет весна! - Серослав Амадайн
— Отдыхайте, господин анай. — сделал успокаивающий жест Лобель. — Разберёмся, справимся!
Проходя мимо дома Мори, заскочил на секунду в кузницу.
— Жив, здоров? — заглядывая внутрь поинтересовался я.
Плетнёв обернулся. Его голову перетягивали белые бинты.
— Зацепило шальной стрелой, — буркнул Мишка
Подойдя ближе друг к другу, мы крепко обнялись. — Слава Роду, пронесло! — словно расстроившись произнёс он.
«Уже второй раз поди. Надеюсь людская поговорка у местных богов не в чести…»
— А чё надутый такой?
Мишка потупился:
— За Айру переживаю…
— Не тужи, детина! — хлопнул я его по плечу. — Когда планировали всё, за беременными женщинами я наказ дал особый приглядывать.
Мишка кивнул немного помявшись:
— Сварог за боем следил.
— О как!
— Угу… Ток не понравилось мне ощущение, когда он парил над городом духом. Словно я клин какой-то к которому волкодава привязали, а он волка увидал, да рвётся с цепи! Такие вот у меня ощущения были брат. — покачал головой Михан.
Я посокрушался немного с ним, но потом попытался успокоить:
— Потерпи земеля, Род работает над телом для него. Как оказалось, подобрать тело из смертных этого мира для божественной сущности — без вариков.
Михан фыркнул, и погляделся в ровную гладь воды в бочке:
— Вот суки, а ведь и убить могли… А ты хорош Серый, отмахались!
— Угу… — помрачнев буркнул я на его похвалу. — Но народу полегло не мало. Считай в каждом третьем доме поминки… — грустно обронил я потупясь. — Ладно брат, пойду к тангорам зайду.
Во двор вошли первые носильщики и прошлёпав по грязи, скинули у стены кузни громыхнувшие железом доспехи раханидов.
— Давай, брат, — обнял меня Михан. — Бородачам передавай мои сожаления от души.
— Передам, — кивнул я, и выскочил из кузни снова под дождь.
Из трубы незатейливого жилища тангоров шёл дым, а возле их порога виднелось множество следов. Постучав для приличия, я не дожидаясь ответа вошёл в дом.
В единственной комнате собрались все тангоры. Было настолько тесно, что оставалось только стоймя стоять. Посередине, на большом столе, лежали трое мёртвых тангоров. Их даже от грязи и крови омывать ещё не начали. Кивнув обратившим на меня внимание бородачам, я скорбно посмотрел на их мёртвых собратьев. У одного было разорвано горло и клочками вырвана борода. У второго зияла ужасная рана на левой стороне лица. Судя по раздробленным костям и отсутствующей напрочь глазнице, ему досталось рахской дубиной. У третьего на лице видимых повреждений не было, но его живот и часть груди прикрывала промокшая от крови холстина, а в воздухе витал специфический запах внутренностей. Не было ни слёз, ни причитаний за убиенными. Лишь суровые взгляды на нахмуренных лицах, да сжатые в мстительной озлобленности кулаки.
— Как у вас принято хоронить? — помолчав немного, задал я важный для себя вопрос.
Тангоры подняли на меня взгляды кустистых бровей и один из них ответил:
— Выдалбываем в камне нишу, и ложим мёртвых туда, после чего закупориваем вход. Через месяц от тела не останется и следа.
Я не сдержался:
— Ты уж прости, но как так?
— Из камня вышли, в камень и уйдём! — с большим выражением ответил тангор. — Таков завет Айдануна.
«Ну не в карьер же их тащить ей богу!… Как же быть?»
— Господин анай, — раздался просевший голос Каменюки, и я отыскал его взглядом в толпе. — Вы не могли бы спеть ту песню, в честь моих павших братьев? Пожалуйста!
Я заменжовался немного:
— Но все скорбят…
— Что может быть лучше погребальной песни, в честь погибших в славном бою! — поддержал Айтэна Дайен.
— Что ж, возможно ты и прав. — повёл я плечами и запел. — Мы бридём сквозь Мглистых Гор хребет…
По итогу, решено было всё же везти погибших тангоров в каменоломню, больше некуда было. Хоронить их в монолите скалы не рискнул, дабы упаси боги не разозлить почивших предков в крипте. В стороне от выработки, тангоры за ночь выдолбили могилу в пласте, и поутру положили в неё тела мертвых собратьев, после чего привалили плитой. Каково же было их удивление, когда стоя в момент молчаливого прощания над могилой, к ним подъехали не только я с варварами и рукавым, но и многие другие. Как воины, так и простые горожане. Тангоры честно сдержали клятву, и достойно сражались, защищая город и его жителей наравне с людьми. Было бы бесчестием оставить их одних в такой момент и не прибыть почтить память павших вместе с ними. Даже скептически смотревший на отношения тангоров и людей Судольф Рыжий, и тот признался, что никак не ожидал такого сочувствия от больших.
Четыре долгих дня город и окрестности приводились в порядок. Кое-как справили ворота, растащили обгоревшие брёвна построек, убрали пепелище. Рахские трупы обчистили до нитки на трофеи и сложив в пять больших костров, сожгли в пепел подальше от города. Почтили погребальными кострами и наших павших. Восемьдесят четыре человека были положены в пять великих костров и преданы огню. Раненых и покалеченных и того было больше. Такие большие потери вогнали меня в отчаяние и я два дня пил в своей комнате, никого не желая видеть. Наверное многие бы меня осудили за такое, но после всего произошедшего моя психика требовала внимания, а спиртное помогало сгладить последствия. Единственная кого я не прогонял, так это Линни, которая свернувшись клубочком, тихо и аккуратно, как могла гасила своей аурой мою душевную боль, не давая разуму сорваться в пропасть.
Рон тем временем отправил в Вилюхи отряд разведки, дабы всё обследовать не только в самой деревне, но и в окрестностях. Уцелевшим нужно было возвращаться назад, восстанавливать и строить заново дома, готовиться к посевной. Коренные северяки, как называли здесь южане людей с севера (слово с ударением на «я» произносилось странно и непривычно), на удивление не долгое время горевали, и перенесли всё случившееся гораздо легче чем я. Да, были разрывающие душу слёзы и стенания по погибшим, озлобленные крики и проклятия в сторону сожжённых рахов за сгоревшие дома и потерю близких. Но на пятый день, едва прибыла разведка и донесла, что всё спокойно в округе, словно отрезав прошлое народ снова засобирался назад. В том числе и в Пятидворье. Люди несомненно боялись, но возвращались на свои обжитые места. Не зря у южан гуляет поговорка: «Хоть тёмный день, хоть огненная ночь, а северяк глядит на север!». В общем понимании это означало — чтобы не случилось, но истинный человек севера всегда держится за свою землю.
Тарталан медленно но верно шёл на поправку. Ему здорово досталось конечно, но самая опасная рана была чуть ниже груди. Рахский ятаган врубился поперёк, разрубая кожаный нагрудный доспех и едва не привёл варвара к гибели. Если бы не остекленевший шрам на его теле, результат магической медицины Разнака, то вскрыл бы эквилианца поперёк. Лезвие ятагана не смогло даже поцарапать шов, не говоря о том, чтобы разрубить его и вонзиться в плоть. Загнутым краем конечно зацепило, и глубоко, но кабы не этот шрам, Тарик бы уже брёл по Улице Душ на Страшный Суд. Свидетели его яростной битвы в проходе, в окружении рахов, теперь будут из поколения в поколение передавать историю храброго, но безусловно самоубийственного (а значит и глупого, как по мне!) поступка эквилианца.
Пригнанный Варгоном табун в большинстве своём временно простаивал из-за плохой погоды и хлопот по восстановлению города, но тут уж ничего не поделать. По этому поводу правда пришлось срочно снаряжать торговый обоз в туримас Галейна, за зерном и сеном для кормёжки. Я уже, поджав губу на пару с хомяком, подсчитывал в какую цену мне это дело станет, когда прилетел зимовидок от Драмона. В коротеньком сообщении он написал что возьмёт плату за требуемое только чтобы отбить расходы не более. А сено, так и вовсе даст впрок бесплатно, ибо честь по чести признаёт, что кабы рахи взяли Хайтенфорт, то и его земли оказались под угрозой. В том числе и торговый путь по Тамурской дороге вглубь восточной части северных земель. Обещал Галейн также в скором времени приехать и сам в гости.
В общем дел хватало от зари и до зари. Прибывшие с Варгоном люди стали лагерем возле города и без лишних уговоров принялись активно помогать местным,
