Эхо 13 Забытый Род - Арий Родович
— Есть, — кивнул он. — Административный корпус. Когда-то у вашей семьи было несколько заводов, но набег и рост аномалий снесли остальные. Этот остался. Руководства стало меньше, здание пустует наполовину. Площадь у него приличная, для него хватит. Есть ещё пара складов. Если не пустые — не страшно. Можно использовать другие, а эти потом отстроить.
Я кивнул, уже выстраивая в голове цепочку.
— Значит, пока он здесь рвёт туши, я перенастрою твоё Эхо. Как только он это почувствует, бросит еду и пойдёт за нами. Мы ведём его прямо к заводу. Там он упрётся в стены, будет рвать бетон, пока мы ждём помощь.
— Если только не сорвётся на что-то по пути, молодой Господин— заметил Василек.
— Не сорвётся, — я усмехнулся. — Мы будем для него самым ярким светом на всём пути.
Голос Максима Романовича прорезал гул леса, в котором смешались рваные хрипы умирающих тварей и отдалённый, нарастающий рык. Он, не оборачиваясь, шагнул в сторону машины:
— Мелкий! Что с машиной?
— Всё готово, командир, можем выдвигаться! Патрубок восстановлен, перегрева не будет, но ремонт все равно потребуется. Километров на 100 хватит. — отозвался тот, вынырнув из-за кабины, на ходу закручивая патрубок и вытирая руки о штанину. — Если, конечно, доживем до ремонта — тихо усмехнулся он про себя.
— По местам! — коротко скомандовал Макс.
Я обогнул остов поваленного дерева и вышел к груде туш, уткнувшихся в влажный мох.
— Кабан, Змей, — я указал рукой в сторону поворота на заводы, — берите самых крупных. Часть раскидайте в том направлении. Кузов забейте до отвала оставшимися, будем бросать их по дороге каждые три-четыре сотни метров. Пусть идёт по нашему следу. Монстры фонят не так сильно, как деревня, но этого хватит, чтобы сбить его и направить туда, куда нужно. Потом подключим Василька — он станет маяком.
Кабан, хмуро сопя, шагнул вперёд. Сапог чавкнул в тягучей луже крови. Он ухватил за лапы тушу разрубленного Глыболома — голова висела на тонкой полоске кожи, глаза остекленели. Кровь хлюпнула, стекая с клыков. Кабан закинул тушу на плечо, мышцы под броней ходили, как стальные канаты, и понёс к машине.
Змей тем временем присел, подцепил за шкуру мертвого Глыболома, хрустнувшего ребрами. Он подкинул тушу так, будто это была охапка сена, и отправил её в сторону дороги. Та пролетела пару метров, с глухим шлепком рухнула в кустарник, оставив на ветках тёмные капли.
— Столько туш пропадёт, — проворчал Кабан, перекидывая ещё одну в кузов так, что металл скрипнул. — Всё бы продать — и был бы толк.
— Если завалим восьмой ранг, — отрезал Макс, — толку будет в разы больше. За такого платят сотни тысяч. И любой купит части, даже не торгуясь.
Кабан только фыркнул, но взял ещё два мертвяка, прижал к бокам и понёс. Один из них зацепился лапой за землю, сорвав комья дерна, и оставил глубокую борозду в мягком грунте. Змей следом ухватил тушу с растрёпанным хребтом, поднял на уровень груди и швырнул в кусты меж двух елей, где она благополучна застряла, покачиваясь, словно зловещий фонарь.
Всё происходило быстро и слаженно. Под ногами хрустели ветки и гравийная крошка, в воздухе висел тяжёлый запах крови и мокрой шерсти. Я уже садился в машину, чувствуя, как в голове выстраивается схема: какие струны Эха Максима нужно ослабить, какие узлы перестроить, чтобы он светился так, что чудовище бросит пир и пойдёт за нами.
Вадим юркнул за руль, привычно пробежался взглядом по панели и щёлкнул тумблерами. Двигатель загудел ровно и мощно, отдаваясь в сиденьях лёгкой вибрацией. Я забрался внутрь следом за Максимом Романовичем, а Кабан со Змеем разместились в кузове, между скользкими тушами, готовые каждые двести — триста метров скидывать их за борт.
Мелкий держал руль так, будто родился за ним. песчано-щебянная, плотная дорога уходила вперёд ровной лентой, позволяя держать ход под сотню. Машину слегка трясло, но это не мешало — подвеска принимала на себя большую часть ударов, и молодой дружинник, чуть играя корпусом, сглаживал каждое неровное место. Даже в поворотах он не сбрасывал скорость сильнее, чем нужно, заходил в виражи мягко, но уверенно, будто проверял нас на прочность.
В кузове шла своя работа. Кабан и Змей действовали так, словно слаживались годами — без слов, на одних жестах. Каждые несколько секунд за борт летела туша. Сначала одна туша монстра, та что покрупнее, распластанная в воздухе, упала с глухим ударом, оставив на щебне рваный кровавый след. Затем второй труп твари, тяжёлый, с поломанными костями, прокатился по обочине и замер в кустах, расплескав вокруг густую чёрную жижу. Кабан, кряхтя, ухватил сразу двух средних тварей, прижал их, как мешки с зерном, и, развернувшись, швырнул в сторону дороги, так что песок с щебенкой поднялся тучей. Змей действовал точнее — бросал дальше, под углом, но так, чтобы запах тянулся вдоль нашего пути.
Запах крови, мяса и разложения мгновенно наполнял воздух. Он вонзался в нос и, казалось, лип к коже. Песок за машиной впитывал густые капли, оставляя за нами цепочку тёмных меток — дорожку, по которой чудовище должно было выйти на след.
Я сидел рядом с Максимом Романовичем, но смотрел не на дорогу. Моё внимание было приковано к его Эхо. В моём восприятии оно выглядело как сложная, почти живая конструкция — переплетение ярких жил, тонких, как волосок, и мощных стержней, уходящих вглубь. Сейчас они были спокойны, мягко светились, лишь изредка подрагивая, словно реагируя на вибрацию дороги.
— Максим Романович, — тихо произнёс я, чуть подавшись вперёд, — я усилю свечение твоего Эхо, будешь светиться и не тратить силы.
Он кивнул, даже не повернув головы, полностью доверяя.
Я поднял руку, кончиками пальцев касаясь его плеча. Мгновенно ощутил тёплое, плотное течение силы, уходящее вглубь. Основная струна — яркая и тугая — шла от груди к позвоночнику. В бою она вибрировала бы, как натянутая тетива, заливая тело энергией, но сейчас была почти приглушена. Осторожно, словно настраивая музыкальный инструмент, я потянул её, меняя угол натяжения. Струна дрогнула, и по соседним каналам побежал отклик — лёгкие вспышки, как отблески далёких костров.
Я перенаправил поток так, чтобы энергия не шла в мышцы, не сжигала силы, а замыкалась на поверхностные каналы. Там, где обычно рождалась боевая аура, я оставил пустоту, но усилил фон — ровный, плотный, устойчивый. Это был маяк, яркий, но не прожорливый. Свет, который чудовище должно было заметить, даже если бы между нами было несколько километров.
Максим Романович глубоко вдохнул, и в




