Рождение звезды 2 - Асаэ
— Это правда, — просто сказал Александр, возвращая гитару. — Просто иначе они правду не услышат. Они ждут марширующих роботов. А мы принесем им клятву верности на острие меча. Они захотят это запретить — будут выглядеть посмешищем, которые против «правого дела». А примут — признают нашу силу.
И в комнате началось что то неимоверное.
Олег уже лихорадочно пробовал повторить услышанный рифф.
— Витек! Это же не барабаны! Это литавры! Гром! Гром и пепел! Бей, как сумасшедший, но в ритм! Вот этот ритм!
Комната наполнилась не музыкой, а энергией надвигающейся грозы. Они были уже не музыкантами, а заговорщиками, готовящими акт тихого, но сокрушительного мятежа. Александр дирижировал, вкладывая в каждый аккорд весь свой гнев, всю свою боль, всю свою веру.
— Громче! Жестче! — командовал он, и его голос звучал как тот самый призыв к бою. — Пусть с потолка штукатурка сыпется! Пусть они заткнут уши! Они должны это услышать! Они ДОЛЖНЫ это почувствовать!
Этот творческий выбор был не компромиссом. Это была ответная атака. Не грубая и прямолинейная, а гениальная в своей дерзости. Он брал почти что анекдотичную для некоторых в будущем песню и превращал ее в гимн такой чистоты и мощи, что любая критика в ее адрес выглядела бы кощунством. Он бросал вызов не в лоб, а возводя свою крепость из звуков и смыслов прямо перед носом у противника.
За дверью, прислушиваясь к сокрушительным звукам, доносящимся из комнаты, стояла Анна Николаевна. Она не понимала этой новой, громовой музыки, но она слышала в голосе внука не юношеское баловство, а силу и убежденность зрелого мужчины. И тихо улыбалась сквозь навернувшиеся слезы. Ее мальчик не сломался. Он принял бой.
Концертный зал Московского городского дворца пионеров и школьников на Ленинских горах был раскален, как духовка. Майская жара, смешанная с дыханием нескольких сотен человек, создавала густую, удушливую атмосферу. Воздух дрожал от скуки и формальности. Со сцены, украшенной красными полотнищами и картонными голубями мира, лились заезженные патриотические стихи и марши в исполнении школьного хора. Чиновники из ГорОНО, сидевшие в первом ряду с каменными лицами, изредка перекидывались скучающими взглядами. Они ждали своего – выступления местной знаменитости, которое должно было стать безопасным и предсказуемым финальным аккордом. В проходе, прислонившись к стене, стояли те самые «неприметные мужчины» в слишком теплых пиджаках, их глаза-щелочки бесстрастно осматривали зал.
Идиллия советской самодеятельности была в самом разгаре, когда на сцену для приветствия поднялась директор Ольга Дмитриевна.
— А теперь, дорогие друзья, — голос ее прозвучал фальшиво-бодро, — вне конкурса, по многочисленным просьбам, для вас выступит… ученик школы №232, Александр Семенов!
Зал взорвался громом аплодисментов. Школьники свистели и топали ногами, взрослые смущенно переглядывались. Чиновники выпрямились, приготовившись к сладкому сиропу. «Мужчины» у стены замерли, как сторожевые псы.
Свет в зале погас. На сцене воцарилась тишина, нарушаемая лишь тревожным гулом. И из этой тьмы, медленно, мерно, как набат, прозвучал удар барабана. Еще один. И еще. Это был не бой, это было биение огромного, гневного сердца. Ритуал.
Прожектор выхватил из мрака Виталика. Он сидел за установкой, его лицо было искажено не детской улыбкой, а концентрацией ярости. Он не играл – он вел огонь.
И тогда из темноты хлестнула ослепительная молния гитарного риффа. Резкая, пронзительная, беспощадная. Это играл Олег. Его тщедушная фигура была напряжена до предела, пальцы порхали по грифу, высекая не мелодию, а боевой клич. Свет поймал и его, озарив бледное, одухотворенное лицо.
И тогда, когда ритм и гитара сплелись в единый, сокрушительный вихрь, на авансцену шагнул Он.
Александр стоял перед микрофоном, вскинув голову, с бас-гитарой в руках. Прожектор выбелил его лицо, сделав его похожим на мраморную маску античного героя. Он не пел – он произносил клятву. Его голос, низкий, собранный, прорезал грохот, как клинок:
«Неба утреннего стяг
В жизни важен первый шаг.
Слышишь: реют над страною
Ветры яростных атак!»
Эти слова прозвучали не как строчки из песни. Это был приговор. Констатация. Фундаментальная истина мироздания. Зал ахнул, словно от удара. Чиновники в первом ряду застыли с открытыми ртами. Улыбки сползли с их лиц, сменившись недоумением и растущим ужасом. Это было не то! Это было НЕ ТО!
Но было уже поздно. Музыка
