Лекарь Империи 7 - Александр Лиманский

Легкий провал, и из павильона иглы начали капать прозрачные, как хрустальные слезы, капли спинномозговой жидкости. Попадание было идеальным. Он медленно ввел десять миллилитров маркаина.

Чистая работа. С первой попытки. Артем — анестезиолог высочайшего класса. С таким можно идти на любую, даже самую безумную операцию.

— Готово, — сказал он, извлекая иглу и заклеивая место прокола стерильной наклейкой. — Через пять минут можно начинать.

Пока анестезия начинала действовать, и пациента укладывали на спину, я подошел к инструментальному столу. Это был мой ритуал. Я не проверял сестру, я настраивал себя. Мои пальцы в перчатках легко скользили по холодному металлу скальпелей, пинцетов, зажимов, иглодержателей. Каждый инструмент был на своем месте.

— Эй, двуногий, а почему ты решил возиться с этим Пончиком? — Фырк устроился на полке с перевязочным материалом, откуда ему все было видно. — Он же криворукий! Уронит еще что-нибудь тебе в рану!

— Потому что система не готовит хирургов, — мысленно ответил я. — Она готовит исполнителей протоколов. Величко не безнадежен. Он просто продукт этой системы — запуганный, неуверенный, боящийся малейшей ответственности. Но у него есть потенциал. И моя задача — раскрыть его. Мне нужны не просто ассистенты. Мне нужны бойцы, которые в будущем смогут прикрыть мне спину.

— Проверяем уровень анестезии, — вслух сказал я.

Артем взял иглу и легко кольнул пациента в области операционного поля.

— Чувствуете что-нибудь, Николай Семенович?

— Нет, сынок, ничего не чувствую! Хоть отрезайте!

— Начинаем, — я занял свое место у стола. — Семен, становись напротив меня, в позицию первого ассистента. Лебедев, слева от меня, будешь вторым. Валентина, инструменты подаете мне и Семену. Все готовы?

Все заняли свои места. Я встал справа от пациента, Семен — напротив, в позицию первого ассистента. Лебедев скромно пристроился слева от меня, готовый подавать инструменты и помогать.

Я взял скальпель.

— Семен, смотри внимательно и запоминай, — я начал говорить ровным, лекторским тоном. — Это классический паховый доступ по Бассини. Разрез идет параллельно паховой связке, примерно на два сантиметра выше нее. Длина — около восьми сантиметров. Не больше и не меньше.

Я намеренно комментировал каждый свой шаг. Не для Лебедева, он это и так знал. Не для сестры, ей было все равно. Это было для Семена.

Он должен был не просто видеть, он должен был понимать логику каждого моего движения. Это единственный способ научить его по-настоящему.

Лезвие легко коснулось кожи. Одно плавное, уверенное движение. Кожа разошлась, обнажая желтоватую подкожную клетчатку.

— Видишь? Это подкожно-жировая клетчатка. У пожилых пациентов она очень рыхлая и легко кровоточит из-за хрупкости сосудов. Поэтому работаем здесь предельно аккуратно. Коагулятор.

Валентина подала мне электрокоагулятор. С тихим шипением я прижег несколько мелких кровоточащих сосудов.

— Теперь смотри внимательно, — я пинцетом приподнял тонкую пленку. — Это поверхностная фасция. А вот под ней — апоневроз наружной косой мышцы живота. Видишь эту белесую, блестящую, прочную ткань?

— Вижу, — кивнул Величко, наклоняясь ближе и жадно вглядываясь в рану.

— Запомни ее. Это важнейший анатомический ориентир. Мы рассекаем апоневроз строго по ходу его волокон. Вот так.

Я аккуратно, кончиком скальпеля, рассек апоневроз. Под ним показались красноватые волокна внутренней косой мышцы живота.

— Теперь тупо разводим мышцы. Семен, бери ранорасширитель.

Величко нервно схватил со столика первый попавшийся расширитель — большой, громоздкий, для полостных операций.

— Нет, не так! — я остановил его. Мой голос был строгим, но не злым. — Крючки Фарабефа! Вон те, парные!

Он смущенно покраснел, отложил большой инструмент и взял нужные крючки. Неуверенно, но правильно установил их в рану, растягивая ее и обеспечивая мне доступ.

Руки дрожат, но он старается. Главное — он слушает и выполняет. Это уже половина успеха для ассистента.

— Хорошо. Держи крепко. Теперь мы должны найти семенной канатик. У мужчин он проходит через паховый канал. Вот он.

Я тупым путем аккуратно выделил из окружающих тканей плотный тяж и взял его на резиновую держалку.

— А вот и наш враг. Грыжевой мешок. Видишь это сероватое выпячивание? Это брюшина, которая вышла через расширенное внутреннее паховое кольцо.

— О, мешочек-то какой знатный! — с интересом прокомментировал Фырк. — Там, наверное, кишки намотаны, как спагетти в тарелке!

Я начал аккуратно, выделять грыжевой мешок из окружающих тканей. Работа шла медленно. Из-за того, что грыжа была давней, вокруг мешка образовалось множество плотных спаек и рубцов.

— Семен, аспиратор! — скомандовал я, когда мелкое кровотечение начало мешать обзору. — Не спи! Убирай кровь, мне нужен идеальный обзор!

Величко вздрогнул и схватил трубку отсоса. Его движения были пока неуверенными, слишком резкими, но он старался держать операционное поле сухим.

— Хорошо. А теперь — самый сложный и ответственный этап. Нужно отделить грыжевой мешок от элементов семенного канатика — семявыносящего протока и сосудов. Один неверный шаг, одно неаккуратное движение коагулятором — и мужчина останется бесплодным.

Хотя в восемьдесят два года этот вопрос, вероятно, уже не стоял так остро. Но протокол есть протокол. Хирург должен был сохранить все функции, если это было технически возможно.

Я почти полностью выделил грыжевой мешок из окружающих тканей, когда почувствовал что-то странное. Под пальцами, которыми я натягивал стенку мешка, ощущалась неоднородность. С одной стороны — тонкая, полупрозрачная брюшина. С другой — что-то более плотное, мясистое.

Стоп. Этого не может быть…

Я мгновенно активировал Сонар на максимальную мощность, направляя его луч на аномальную зону. Просканировал содержимое и стенки мешка.

Черт! Так и есть. Скользящая грыжа. Стенкой грыжевого мешка была не только брюшина. К ней была намертво припаяна задняя стенка слепой кишки. Один из самых неприятных и коварных сюрпризов во всей абдоминальной хирургии.

— Эй, двуногий! Тут что-то не то! — встревоженно пискнул Фырк. — Кишка прямо к этому мешку приросла! Как сиамские близнецы!

— Что такое, Илья? — спросил Лебедев, заметив, что я замер и перестал работать.

— Скользящая грыжа, — тихо, почти про себя, сказал я. — Слепая кишка является частью стенки грыжевого мешка.

— Черт! — выругался Лебедев шепотом. — Это же… это очень плохо!

— Что это значит? — не понял Величко, испуганно глядя то на меня, то на рану.

— Это значит, что мы не можем просто отсечь и ушить этот мешок, как обычно, — терпеливо объяснил я, не отрывая взгляда от операционного поля. — Потому что если мы это сделаем, мы