Разгильдяй - Сергей Николаевич Чехин

Саммерен обступили уже не яранги, а стройные ряды мазанок с дымящими пучками соломенных крыш, повернув к полноводной кормилице выбеленные фасады с ярко-красными веками ставень. По узким улочкам в клубах пыли носилась беззаботная чумазая малышня, не давая несушкам спокойно позавтракать, звенели детские голоса, им вторили сердитые покрики взрослых, устало скрипели колодезные журавли, в кузницах стучали молоты, готовя к осени плуги и подковы.

Крохотные рыбацкие лодчонки старательно огибали нашу ладью, а бородатые детины с натруженными руками бросали на странных гостей подозрительные и вполне обоснованные взгляды: один в окровавленной шубе, другая в нагруднике с запекшейся коркой. Хорошо еще, Лира загодя избавилась от плаща (как вскоре выяснилось — не зря), чтобы не выдать принадлежность к мятежному генералу — мало ли кому присягнули эти хмурые ребята, и чей стяг поднят над Ангваром.

Ведь там, где тесные россыпи деревень — там жди и укрепленный город: времена нынче не те, чтобы селиться вдали от высоких стен и вооруженных до зубов гарнизонов. Ближе к полудню прямо по курсу показалась крепость на небольшом островке посреди реки. Над донжоном реяло полотнище цвета молодого вина, и девушка, едва заметив трепыхания золотого журавля на нем, выругалась и харкнула за борт.

За крепостью по обе стороны раскинулся обнесенный высоченной стеной город: на левом берегу стояли сплошь ухоженные каменные дома с черепичными крышами, выбеленными стенами и каминными трубами. По широким мощеным улицам сновали кареты, в палисадниках алели розовые кусты, а вдоль набережной гуляли чопорные дамы в пышных платьях, под руки с кавалерами в расшитых серебром кафтанах.

На правом, сплошь истыканном причалами, в грязной тесноте жались утлые срубы, покрытые гнилой соломой. Детвора в рванине гоняла по подворотням крыс (скорее всего — чумных), те застревали в растянутых тут и там рыбацких сетях, а чуть поодаль хвостатый улов жарили на вырытых в навозе ямах с углями. К покосившимся и не внушающим ни малейшего доверия стенам трактиров жались шлюхи в цветастых платьях, зазывая обвислыми прелестями молодчиков жуликоватых наружностей.

И самое удивительное (хотя, пожалуй, наоборот — закономерное) — между районами не только не перекинули завалящий мостик, но богатеи с левобережья и вовсе поставили вдоль набережной высокий кованый забор, вдоль которого вышагивали солдаты в сверкающих латах и красных плащах. Полностью, так сказать, оградились от тлетворного влияния пролетариата, за чей счет и обустроили ухоженную и безопасную крепость в крепости.

Я причалил где-то за километр от городских ворот, не желая, чтобы весь Ангвар пялился на утлое суденышко со странным и явно неполным экипажем. Ладно прицепятся к потрепанному внешнему виду, а как начнут пытать, каким-то это образом немаленькая такая посудина прибыла без весел и парусов с двумя полуживыми мореходами? А магия тут не замешана? А вы, господин хороший, не колдун случаем?

Спутница… то есть попутчица согласилась с доводом, вот только мои шуба и волчья шапка наверняка вызвали бы повышенный интерес у всяких служб и контор, чье внимание привлекать чревато, но не чесать же голышом, в конце-то концов? Да, за шпиона не примут — посчитают сумасшедшим и обваляют в перьях, а то и вовсе прирежут без долгих разбирательств.

— Как думаешь, сойду за эйна? — я закутался в мех и сделал морду посуровее.

— Только если побреешься. — Лира протянула кинжал — тот самый, которым хотела укоротить мне пальцы, и медную полированную пластинку вместо зеркальца.

Откуда, спросите, у нее зеркальце? Да у любой девушки есть зеркальце, вы чего.

Хоть лезвие чертовски острое, бриться без пены тот еще ад, но пара свежих ссадин не сильно изменили мой побитый, бледный и осунувшийся лик, скорее наоборот — сделали более аутентичным, соответствующим замызганным шмоткам.

— В общем, я северный купец, а ты моя проводница. Откуда кровь? Разбойники по дороге напали.

На том и порешили.

* * *

Вблизи стены казались еще выше, и чтобы разглядеть украшенный зубцами боевой ход пришлось до хруста в шее задрать голову. Судя по ширине ворот и ведущей к ним дороги, до войны здесь шла бурная торговля, но теперь караваны купцов измельчали, а редкие крестьянские телеги старались покинуть Ангвар задолго до заката, когда правый берег превращался в настоящую бандитскую вольницу. По той же причине еще недавно гомонящий днем и ночью порт превратился в безлюдное нагромождение складов, заунывно скрипящих на ветру.

Упадок и апатия отражались даже на стражниках — сонным от безделья воинам было откровенно начхать, кто мы такие, откуда пришли и не нуждаемся ли в помощи. Не синие ублюдки — и хрен с вами, платите мзду и добро пожаловать. Разумеется, к богатеям так просто не пропустят, да я и не собирался шастать по элитному району в шубе на голое тело и без гроша в кармане.

Сразу за воротами раскинулась торговая площадь — вернее, жалкий отпечаток ее былого величия. Из длинных рядов лавок и шатров, где предлагали товары со всей страны и заграницы и неиссякаемым потоком из кошеля в кошель сыпалось золото, остались три кривые телеги, с которых боязливо озирающиеся бородачи сбагривали прошлогодние припасы: лук, сушеные травы, соленья. Ни мяса, ни колбас, ни сколь-нибудь приличной жратвы… Хотя какое тут приличие, если неведомые вандалы выкопали всю брусчатку до последнего камешка, и после первого же дождя засыпанная мусором и шелухой земля превратится в зловонную трясину.

Второй, как сказала Линн, по величине город королевства выглядел как после эпидемии. Средневековый фэнтезийный постап — иначе и не скажешь, не хватало только шаркающей по углам нежити. Стараясь не оборачиваться и не таращиться на открывшееся великолепие, мы прошли мимо кособоких хибар, стаек грязных детей и не менее грязных взрослых прямиком к усыпанному костьми и чешуей берегу. Насладились ароматами вяленой рыбы, конского навоза и тухлятины, поймали несколько угрюмых взглядов из подворотен. Зуб даю, на нас не напали лишь потому, что приняли меня за шамана, а в подруге по выправке и чеканному шагу распознали опытную солдатку.

Остановились на шатком причале, возвышающемся над Саммерен подобно эшафоту, проводили усталыми взглядами перевернутую кверху килем лодчонку. Мусора, к слову, плавало не очень много — в основном всякие объедки и щепа, но вода в черте города сменила цвет с темно-синего на кофейно-коричневый и в составе «красителя» сомневаться не приходилось.

Дующий от реки ветерок принес не свежесть, а смрад прокисшей помойки, и на долгое прощание не осталось ни сил, ни желания.

— Всё, — коротко произнесла Лира, и это слово не требовало каких-либо пояснений.

Всё, здесь