Жрец Хаоса. Книга V - М. Борзых
— И сколько ещё артефактов с демонами-полководцами находится в семье раджпутского раджи?
— Я знаю ещё минимум о двух, — просветил меня Маляван. — Один — у Шайанки, второй — у её отца махараджи.
— То есть этот ваш раджа так или иначе готовился к прорыву и собирал артефакты, верно? Если только не сам пытался вскрыть ваши гробницы-могильники и истончить грань между мирами, — размышлял я вслух. — По сути, пока никто не соберёт все двенадцать артефактов, можно спать спокойно?
— Почему? — возмутился Кродхан. — Это означает, что как минимум уже четыре гробницы из дюжины вскрыты.
— А ещё это значит, — вторил ему Маляван, — что вскоре защита мира начнёт трещать по швам, и это невозможно будет не заметить даже взглядом обывателя. Думай, Тадж, думай, на чьей стороне.
— Но подкормить Малявана я бы советовал в первую очередь, — вновь неожиданно проявил альтруизм демон. Оксюморон какой-то. Демон и альтруизм. — Всегда нужно правильно распоряжаться имеющимся у себя ресурсом. А ещё ты совершенно забросил обучение. Голой силой ты никогда ничего не достигнешь.
Я покосился на книжицу-самоучитель «Магии кошмаров», одиноко стоявшую у меня на стеллаже.
Свободного времени у меня сейчас стало больше после отставки, потому обучение снова выходило на первый план, как и упрочнение позиций рода на политическом небосклоне империи.
Коротко кивнув и дав понять, что я принял замечание к сведению, я загнал демонов обратно в артефакты и вывалился в реальность.
Глава 15
Пообщавшись с внутренними демонами, я всё-таки решил поспать, прежде чем браться за обучение; как никак, неизвестно было, в каком режиме мы будем дальше работать и что нам предстоит на месте. А потому сон выглядел вполне себе здравой идеей. К тому же по субъективным ощущениям в своём Ничто пробыл я достаточно долго. Вот только нормально поспать мне не удалось.
Как-то так вышло, что в сон провалился я легко и непринуждённо. Видимо, наличие способностей к магии кошмаров тоже сыграло в этом свою роль. Кстати, я заметил, что проблем со сном у меня в принципе никогда не было. Я легко проваливался в сон и легко выходил из этого состояния; казалось бы, не абы какое преимущество, но оно имелось.
Но в этот раз я явно оказался в кошмаре, где через всевозможные порталы валили твари, уничтожая близких мне людей. Страх от того, что я своими собственными руками навлёк гибель на родных и близких, сковывал сердце, подтачивал разум и уверенность в том, что я в состоянии каким-то образом прекратить происходящее. Я чувствовал, как подтачивались мои силы, как на плечи легла тяжесть замыкаемого на себе конструкта, и в то же время как эта тяжесть многократно увеличивалась грузом вины. Вокруг творилось нечто невообразимое: люди гибли, тренькали лопающейся струной щиты магической защиты. Дрожали мои собственные щиты, я слышал предсмертные крики и хрипы своих близких, и при этом не мог отвлечься, не мог выпасть из конструкта, не мог разорвать собственную связь с ним.
Я настолько глубоко окунулся во всё это, что далеко не сразу мне удалось сообразить, что это вовсе не мой сон. Слегка отстранившись и пройдясь по себе (даже во сне) очищающей магией пустоты, я всё же не пожелал покинуть этот кошмар. И лишь через несколько секунд, осмотревшись, смог понять, что я оказался внутри кошмара Клима Волошина.
Я, конечно, подозревал, что магия кошмаров весьма многогранна, но то, что она подразумевает путешествия по чужим снам, и представить не мог. Понять бы ещё причину моего попадания сюда.
С Климом было всё понятно. Вероятно, его день за днём одолевало чувство вины за устроенный прорыв. Потому не было ничего удивительного в том, что его подсознание пыталось вновь и вновь всё сделать правильно и без жертв, превращаясь в изощрённый кошмар. Кроме того, такой самоубийственный повтор подтачивал веру в себя и заставлял многократно переживать вину за смерть собственных родичей.
Я бродил посреди происходящей вакханалии, словно сторонний наблюдатель. Причём самым интересным оказалось то, что я не просто бродил по территории арены. Она выглядела совершенно иначе. В кошмаре Клима не было чаши, не было ничего, лишь распахнутый зев прорванной ткани реальности, бесконечный вал тварей, уничтожавших всё на своём пути, и крики умирающей родни.
Всё это я и так видел, когда прибыл к Волошиным. Куда больше меня интересовало другое — смогу ли я в рамках этого сна шагнуть в другой план реальности? И не поплачусь ли я за свою самонадеянность?
Осторожными шагами я проходил сквозь вал панголинов. Правда, в сознании Клима Волошина выглядели они гораздо страшнее настоящих. Самые крупные особи, словно генералы, вели своё войско на захват местного мира. Меня же они не замечали, разбиваясь волной о волнорез и вновь сливалась за моей спиной. Все их мысли занимала атака на Клима и резиденцию Волошиных.
Я же подошёл к разрыву ткани миров. Сделать шаг туда было опасной затеей, потому я просто просунул тело по пояс, будто бы заглядывая: а что же там, по другую сторону, за кромкой грани миров?
Был такой же мир, чем-то отчасти напоминавший наш, но со своими особенностями. Вокруг было темно, в небе висели низкие сизые облака, и в воздухе кружились тонкие хлопья — не то серого снега, не то золы. А земля чуть вздрагивала, но не от потока идущих через прорезь панголинов, а совсем от иного: где-то вдалеке мерцали алые проблески, как будто в небе летали огненные болиды. Дышалось тяжело, присутствовал явственный запах не то серы, не то угарного газа. От него резко пересохло в горле.
А ещё, находясь внутри волны панголинов, я вдруг смог ощутить их общее эмоциональное состояние. Панголины шли не воевать; панголины спасались бегством.
Я вынырнул из кошмара Волошина рывком. Не знаю, зачем мне была эта информация, но, возможно, она пригодится для того, чтобы помочь Климу приручить этих тварей. Если у них происходит локальный конец света, то, возможно, тварей нужно не призывать, а просто переселять на свою территорию. И тогда взаимоотношения у них наладятся, будут совершенно иного толка.
Однако же из соответствующих размышлений меня вырвал тихий мат. Вслед за мной
