Шарлатан IV (СИ) - Номен Квинтус
Однако то, что сделали парни, на голову превосходила буржуйские творения и — что было крайне важно — работало очень быстро. А у янки среднее время наработки машины на отказ составляло несколько часов и поэтому у них часто между отказами программисты не успевали откомпилировать даже приличную программу на ассемблере.
Правда, компилятор мог работать лишь в случае, если на компе было по меньшей мере восемь килослов (а слова янки почему-то использовали по тридцать шесть битов), но большинство машин-то поставлялось пользователям лишь с четырьмя килословами. И тут вроде бы таилась засада, но ее специально обученные товарищи очень ловко обошли.
Буржуям программу «слили» через организованную где-то во Франции небольшую частную компанию, которая приобрела где-то в США слегка поношенную машину. Причем «француз» программу эту продавал за деньги, и покупатель подписывал лицензионное соглашение о том, что никому ее передавать ни в каком виде не будет. Однако, понятное дело, такой бизнес в любом случае приносил копейки, но если кто-то покупал у этой же (совершенно французской) компании еще и дополнительные модули памяти, то программа уже поставлялась бесплатно. Потому что память на ферритовых сердечниках была довольно дорогим приобретением…
Машина семисотой серии у IBM с минимальной конфигурации стоила жалких полмиллиона долларов, каждый блок памяти на четыре килослова цену увеличивал примерно на шестьдесят-семьдесят тысяч. А французская компания такой продавала вчетверо дешевле, и при этом янки никаких претензий к компании выкатить не могли: «француз» торговал модулями «другой конструкции». А еще на матрицах вместо букв были проставлены «какие-то закорючки», и особо грамотные могли прочитать (по-корейски), что они изготовлены «электрическим предприятием Канге» — но на самом деле Корея тут выступала ширмой, через корейскую компанию буржуям просто задорого впаривались бракованные советские матрицы. По условиям надежности работы устройства в матрице на четыре килобита допускалось не больше трех обрывов тонюсенького проводка, которым прошивались крошечные (в три четверти миллиметра) колечки, а эксперименты показали, что на «американской» частоте матрицы и с десятком обрывов работали совершенно нормально — и зачем их тогда выбрасывать?
Еще планировалось через эту же компанию продавать американцам советские компьютерные магнитофоны, но немного попозже, когда их и у нас начнут производить достаточно. Ленточные магнитофоны (отличного от зарубежного формата) уже производились, но и качество их было довольно низким (в смысле емкости катушки), и выпускалось их крайне мало: на каждую производимую «большую» машину с трудом удавалось поставить по четыре таких агрегата. А так как «рынок требовал» и завод по выпуску видаков уже перед самым Новым годом заработал, то и тут открывались довольно интересные перспективы. Не в плане заработка бужруйских денег (хотя и это было нелишним), а в плане поставки буржуям софта, который они практически не могли проверить…
Совсем не могли, им исходный код программ не передавался. Потому что все эти программы (а транслятор с якобы Фортрана был лишь «первой ласточкой) писались вообще-то на 'Аналитике», и просто транслировались на наших машинах с использованием кросс-кодогенераторов под конкретные буржуйские машины. А так как я изначально весь софт проектировал под блочно-модульную структуру программ, буржуи шансов разобраться в том, как программа работает (и что она на самом деле делает) практически не имели. В первые такие программы специалисты Павла Анатольевича никаких «закладок», конечно же, не вставляли, «француз» пока только «репутацию нарабатывал», но когда репутация эта станет уже высочайшей, тут уже у буржуев шансов выкрутиться просто не оставалось. А еще — буржуи даже не подозревали, что программы такие пишутся в СССР.
Потому что они даже примерно не представляли возможности советских вычислительных машин. Да, они в принципе знали, что в СССР широко используются терминалы с электронно-лучевыми трубками, устройства для дискет — но вот о наличии советских жестких дисков (и тем более о достигнутой емкости таких дисков) они даже не подозревали. И именно для того, чтобы они и дальше «не подозревали», всю эту отрасль очень плотно опекало МГБ. А в прессе периодически появлялись сообщения (причем совершенно честные) о том, что вот «товарищ Лебедев в институте точной механики и электротехники представил новую вычислительную машину способную выполнять свыше ста тысяч арифметических операций в секунду». И это было правдой, просто о том, насколько «свыше», в прессе не сообщалось. И, как следсивие, о том, что теперь уже другой институт архитектуру компа Лебедева с его рабочей частотой в девять мегагерц «переносил» на новую элементную базу, обеспечивающую работу на частоте в шестьсот мегагерц, никто не знал. Кроме тех товарищей, которым это знать по должности положено…
Самым забавным тут было то, что мне вообще-то по должности как раз этого знать положено не было, однако специальным приказом Павла Анатольевича мне всю такую информацию сообщали. Как он сам сказал, «а вдруг ты еще что-то интересное придумаешь» — хотя как раз по этой части (в смысле, по аппаратной части ЭВМ) я как раз вообще ничего придумать не смог бы, даже если бы и захотел. Я-то в основном «по программированию» думал, а мне вполне хватало и стоящей в институте «большой машины», изготовленной уже… короче, очень давно. Ее постоянно «дорабатывали», к ней уже и жестких дисков подключили достаточно, чтобы на них хранить всю информацию об огромной куче людей, представляющих интерес для МГБ. И еще к машине подключили довольно полезное устройство, позволяющее ей обмениваться данными с тремя другими машинами, расположенными «очень далеко». То есть с двумя машинами, стоящими в Сарове и с одной, разместившийся в знаменитых «подвалах Лубянки».
Я раньше думал, что там (в подвалах) у Павла Анатольевича уже с десяток таких машин стоит, но оказалось, что это было не так: сейчас там наши нижегородские разработчики налаживали новую машину товарища Лебедева, у которой производительность (вычислительная) должна быть раз так в двадцать выше. А именно «в подвалах» ее налаживали исключительно из-за секретности разработки: все же машина теоретически была уже способна чуть ли не ядерный взрыв в реальном масштабе времени рассчитать. Но опять: мне и производительности «старой» машины хватало, тем более что под нее в политехе (точнее, в специальном конструкторском бюро при политехе) закончили разработку и изготовление уже графического (и цветного!) растрового дисплея с разрешением шестьсот на восемьсот пикселей, а в институте товарища Келдыш и нужную мне графическую программу вроде как сделали. И я занялся написанием программы, представляющей результаты анализа сельхозданных в графическом виде. Думаю, что если бы это делал только для Минсельзоза, то и это оказалось бы экономически оправданным, но с помощью этой программы можно было и совершенно другие данные на картах очень наглядно показывать. Ко мне, чтобы «посмотреть на красивые картинки», приехал лично Аксель Иванович — и я вдруг осознал, что у военных-то денег куда как больше тратится именно на научные исследования и разработку передовой техники. Сразу после того, как он спросил:
— А почетче вы картинку сделать можете?
— Почетче? Теоретически программа, разработанная Людмилой Всеволодовной, может отобразить карту любого размера, которая только в память машины поместиться сможет. Но целиком ее на экран вывести… у нас пока просто нет экранов с разрешением в пару тысяч пикселей по одной из координат. И у нас денег нет на такую разработку. В политехе-то вроде знают, как такое сделать, но знать и мочь — это две большие разницы, там же буквально новое и очень высокотехнологичное производство выстроить потребуется.
— А вы знаете, как его выстроить?
— Я — точно нет, а в политехе прекрасно знают. И знают, о чем мне даже говорили, что денег им на это никто не даст.
— А если им денег дать достаточно, то как скоро, по вашим оценкам, я подчеркиваю — именно по вашим, лично вашим, они смогут результат показать?
