Он вам не Тишайший (СИ) - Шведов Вадим

— А ко мне сваха приходила от Злобиных, — важно сообщает Ирина, снова чувствуя свою значимость, как старшей. — Просят руки одной из наших девиц для младшего сына. Но я слышала, что он, — сестра понижает голос до шёпота, не то чтобы очень здоров. Слух идёт, — падучей страдает. Так что я отказала. Негоже нашу девку за такого отдавать.

Слушаю этот поток придворной жизни, смеси из настоящих трагедий и мыльной оперы и понимаю какой же это маленький, замкнутый мир. Все всех знают, все обо всём судачат. И каждая такая история — настоящая драма для её участников. А для остальных — всего лишь повод для пересудов за рукоделием.

Постепенно беседа стихает. Ужин идет к концу. Чувствую, что пора уходить, оставляя их собственному миру.

Тут Татьяна внезапно поворачивается ко мне.

— Алёшенька, а правда, что ты велел искать себе по всей Руси невесту? — спрашивает она прямо, по-детски.

— Правда, — подтверждаю. — Обычай такой. И бояре настаивают. Надо царству наследника давать. Так что смотрите, — добавляю с лёгкой ухмылкой, — скоро у вас будет новая сестра.

— Только бы не спесивая, — тихо вздыхает Анна.

Встаю из-за стола.

— Мне пора. Дела ждут. Отдыхайте.

Прощаюсь со всеми. Сёстры провожают меня до порога светлицы. Возвращаюсь в свои покои, а в голове всё ещё стоит шум от сплетен и глупой просьбы устроить травлю. Чувствую, что несмотря на всё родство, сёстры меня не понимают и побаиваются. Да и ладно. Лишь бы не мешали. А травлю всё-таки придётся устраивать. Чёрт побери это дурацкое Средневековье!

Осень в степь пришла рано. Трава пожухла и окрасилась бурым цветом. Холодный ветер гнал по бескрайнему простору низкие, рваные тучи и выл в ушах у всадников. Именно это время крымские татары выбирали для набегов. Реки обмелели и их легко переходить, земля подморожена первыми холодами. Но главное, — урожай у русских уже убран, а значит, есть что грабить.

Двое лазутчиков, Степан и Мирон, лежали в высокой, сухой траве на вершине одного из немногих холмов. Внизу по старой Ногайской дороге, тёк нескончаемый поток всадников. Пыль столбом стояла над дорогой, сливаясь с низким небом. Воздух гудел от топота тысяч копыт, скрипа телег, гортанных криков. Степан, бывалый воин со шрамом через всю щеку, молча, с каменным лицом считал знамёна.

— Тысяча…Три…чёрт, Мирон, больше восьми тысяч, — прошептал он, и в его голосе впервые за долгую службу прозвучала тревога.

Мирон, парень с широким испуганным лицом, лишь молча кивнул, не в силах оторвать глаз от этого живого, вооружённого потока. Ему казалось, что он будто чувствует запах чужаков — даже здесь, в отдалении.

— Голубей, — резко скомандовал Степан не отворачиваясь. — Быстрее! Обоих сразу выпускай. Пиши: «Большая сила. Более восьми тысяч. Идут старой Ногаской. К Усманскому участку».

Пальцы Мирона дрожали, но он быстро и чётко вывел знакомые буквы на двух крошечных листках бумаги. Они скатали их, вложили в трубочки и прикрепили к лапкам птиц, спокойно ожидавших поручения.

— Летите, родимые, — прошептал Мирон и подбросил их в воздух.

Два голубя стремительно взмыли вверх, сделали над холмом всего один круг, словно ориентируясь, и помчались на север, к тёмной полоске леса на горизонте, где проходила Засечная черта. Степан следил за ними взглядом, пока они не превратились в едва заметные точки, а затем и вовсе не исчезли из вида.

— Успеют? — тихо спросил Мирон.

— Должны успеть. Теперь и нам самим пора. — Сказал Степан, отползая от гребня холма к спрятанным в лощине коням.

Спустя несколько часов на Усманском участке недавно отремонтированной Засечной черты царило напряжённое ожидание. Полученная голубиная почта уже лежала в руках у воеводы Ивана Безобразова. Но что он мог сделать? Под его началом был всего один недавно сформированный солдатский полк — полторы тысячи человек да горстка пушкарей. Десяток рейтар в расчёт даже не брался, — те действовали больше для разведки. Поместного ополчения, этих дворян с холопами, которые всегда составляли костяк обороны, не было и в помине. Указ царя всё перевернул.

— Будем стоять? — спросил у воеводы его племянник, молодой сотник Григорий.

— А куда деваться? — мрачно бросил Безобразов. — Сзади деревни, села. Не уйти нам. Полк на позиции! Пушки на валу установить! Резерв у ворот собрать! Господи, помоги…

Солдаты нового строя, ещё пахнущие крестьянскими портами, но уже одетые в одинаковые кафтаны, с трудом, но послушно занимали свои места за невысоким земляным валом. В их глазах был страх, но не паника. Их уже несколько месяцев муштровали, учили держать строй, заряжать мушкеты под команду. Сейчас эта недолгая подготовка была их единственной опорой.

И вот они появились… Сначала была лёгкая пыль на горизонте. Затем поток превратился в чёрную, подвижную массу. Орда растекалась по степи, как разлившееся масло, обтекая холмы и пологие склоны. Её вой доносился ветром, — дикий, многоголосый, пугающий.

Бой начался с перестрелки. Лёгкие татарские всадники подскакивали почти к самому валу, осыпая защитников тучей стрел, и откатывались назад с ловкостью волков. Русские солдаты, сжимая свои тяжёлые мушкеты, палили залпами. Грохот ружейных залпов смешивался со свистом стрел и криками раненых. Дым застилал глаза.

— Не стрелять без команды! Держать позиции! — хрипели офицеры, бегая вдоль линии.

Но дисциплина, скреплённая лишь несколькими месяцами тренировок, начала давать трещины. Ряды смешивались. Кто-то, получив рану, падал с вала в вниз. Крики стали громче, в них уже слышалась не только боль, но и отчаяние.

Татары, почувствовав слабину, усилили натиск. Основная масса конников спешилась. Под прикрытием лучников они кинулись к самим укреплениям. Это был уже не наскок, а прямой штурм!

— За мной! — закричал Безобразов, понимая, что ещё немного и враг ворвётся внутрь укреплений. Две сотни бойцов бросились в контратаку. Завязалась яростная, кровавая рукопашная. Скрежет стали, хрипы, матерная брань, дикие крики татар. Русские дрались отчаянно, осознавая, что пощады никому не будет. Но их было слишком мало. Крымчаки лезли и лезли вперёд. Уже в нескольких местах им удалось прорваться внутрь. Битва стала распадаться на отдельные очаги отчаяния.

С высокого холма, буквально в версте от боя за всем этим наблюдал предводитель отряда, мурза Али-бей. Худощавый, с длинными седыми усами, он сидел на своём белом аргамаке неподвижно, словно изваяние. Лишь его глаза, узкие и чёрные, внимательно следили за схваткой. На лице мурзы появилась лёгкая, холодная улыбка. Всё шло как надо. Эти русские упрямы, но их мало. Сопротивление вот-вот рухнет. Ещё немного — и можно будет послать в атаку свежую конницу, чтобы добить остатки и начать безудержный прорыв в богатые русские земли. Он уже мысленно подсчитывал будущую добычу и количество возможных рабов.

Но его планам не суждено было сбыться. Внезапно с северной стороны, из лесной чащи, раздался громкий, пронзительный звук рожка, за ним другой, третий. На опушке показались знамёна. Свежее подкрепление из ближайшего гарнизона спешило к месту сражения. Оно шло ровным, быстрым строем, без криков и под барабанный бой. Их появление было настолько неожиданным и своевременным, что показалось чудом.

Усталые, измотанные защитники засеки увидели это и воспрянули духом. Новые силы с ходу вступили в бой, ударив во фланг крымчакам, увлечённым штурмом. Натиск врага захлебнулся. Али-бей, увидев новые русские знамёна, выругался и резким жестом отдал приказ трубить отступление.

Татары, начавшие было грабить обоз и добивать раненых, стали быстро откатываться. Скоро их отход превратился в беспорядочное бегство. Всё было кончено. Степь перед засекой была усеяна телами людей и лошадей. Дым орудийных выстрелов медленно рассеивался в холодном осеннем воздухе.

Русские войска одержали победу. Но далась она им огромной ценой. Потери были страшными. Полк Безобразова был практически уничтожен. Свежие отряды подкрепления тоже понесли серьёзный урон.