Лекарь Империи 5 - Александр Лиманский

Журавлев нахмурился, его идеальные манеры дали трещину. Он с легким раздражением отложил вилку.

— Меня все больше напрягает такое положение дел в Муроме. Слишком много инцидентов за последнее время. Аресты, скандалы… Теперь вот драки медперсонала. Это бросает тень на всю Гильдию. Нужно брать ситуацию на особый контроль. И начать с главврача. Кобрук, кажется? Она явно не справляется.

— Давай дадим Крылову еще один шанс, — примирительно предложил Воронцов. — Перед тем как приступать к крайним мерам. Он только начал работать, пусть освоится, соберет больше информации. Или тебе так охота самому ехать в эту муромскую глушь и лично разбираться?

Журавлев брезгливо поморщился, словно ему предложили съесть что-то несвежее.

— Нет, не охота. Хотя, признаться, у меня есть один проверенный человек, которого можно было бы отправить туда в случае чего. Жесткий, исполнительный. Навел бы там порядок за пару недель.

— Оставь это на крайний случай. Пусть пока Крылов проявит себя. Дадим ему неделю.

— Он уже проявил, — со значением посмотрел на Воронцова Журавлев. — И ничего не получилось. Обвели как лоха вокруг пальца.

— Это был пробный раз. Нужно уметь давать людям второй шанс.

— Согласен, — кивнул Журавлев, возвращаясь к своему прерванному завтраку. — Но нужно усугубить ситуацию, подтолкнуть их к ошибке. Заведующий этот… Шаповалов, кажется? Начальник хирургии. Похоже, он, вместе с Кобрук, хочет инициировать процедуру внеочередного присвоения ранга Разумовскому. Этого на данный момент допустить никак нельзя.

— Да, — Воронцов сделал небольшой глоток коньяка, и его глаза холодно блеснули. — Иначе все пойдет по одному очень неприятному месту. Совершенно неизвестно, что будет делать барон фон Штальберг, когда узнает, что его протеже Разумовскому официально разрешено оперировать на уровне Целителя. Лишнее внимание из столицы нам сейчас совершенно ни к чему. А оно точно будет, когда Разумовский развернется в полную силу и начнет привлекать к себе влиятельных пациентов. И это внимание неминуемо нарушит все наши планы.

Журавлев поднял свой бокал с апельсиновым соком.

— За то, чтобы все шло по плану.

— За план, — тихо откликнулся Воронцов, приподнимая свой бокал с коньяком.

Они чокнулись. Легкий, мелодичный звон хрусталя на мгновение нарушил респектабельную тишину дорогого ресторана, но никто из присутствующих не обратил на это внимания.

Никто и не догадывался, что в этот самый момент решалась судьба не только одного талантливого лекаря, но и всей медицинской системы целого города.

* * *

Я стоял у кровати Ашота, и мой взгляд был прикован к мониторам над его головой. Реанимация жила своей собственной, размеренной жизнью под аккомпанемент тихого писка и шипения аппаратуры.

Частота сердечных сокращений — семьдесят два удара в минуту, ровный, синусовый ритм. Сатурация — девяносто четыре процента. Артериальное давление — сто десять на семьдесят. Не идеально, конечно, сатурация на нижней границе нормы, но это был не просто прогресс. Это была вселенная, отделявшая его от того состояния, в котором он поступил вчера — на самой грани смерти.

Ашот лежал неподвижно, опутанный проводами и трубками. Но глаза его были открыты. Взгляд блуждающий, неосознанный, скользящий по белому потолку, но это уже было что-то. Это была не глубокая, беспросветная кома. Это был выход.

— Как же так, дружище, — тихо сказал я, беря его большую, сильную руку в свою. Кожа была теплой, пульс на запястье прощупывался четко, уверенно. — Как до такого дошло? Эх…

Ашот моргнул. Один раз. Медленно. Возможно, это было простое совпадение, рефлекторное движение. А может — реакция на мой голос, на знакомое прикосновение. Этого было достаточно.

— Ничего, я тебя вытащу, — сказал я тверже, сжимая его пальцы. — Обещаю, я тебя вытащу.

Профессионализм взял свое.

Я отпустил его руку и начал осторожно проверять рефлексы. Достал из кармана диагностический фонарик. Зрачки сузились, реагируя на яркий свет — хороший, очень хороший знак.

Ствол мозга жив, он борется.

Роговичный рефлекс, когда я коснулся края его роговицы кончиком стерильной салфетки, был сохранен. Глубокие сухожильные рефлексы на руках и ногах были заметно снижены, но они присутствовали.

Нервная система отвечала.

Я взял из процедурного лотка стерильный шприц и сделал забор крови из центрального венозного катетера. Нужно было проверить все: уровень токсинов, функцию печени и почек. Если они начали восстанавливаться после шока, то его шансы на полное восстановление резко возрастают.

— Держись, друг, — прошептал я, выходя из палаты и осторожно прикрывая за собой стеклянную дверь. — По текущим показателям надежда есть. И я сделаю все, чтобы ее оправдать.

Я вышел в коридор реанимации и отдал последние указания дежурной медсестре — контроль витальных функций каждый час, анализы с пометкой CITO немедленно в лабораторию, и при малейших негативных изменениях в неврологическом статусе пациента звонить мне лично, в любое время дня и ночи.

Удовлетворенный хотя бы тем, что Ашот пошел на поправку, я направился в кабинет заведующего. Нужно было узнать про Яну. Ее показания были сейчас ключевыми.

Шаповалов сидел за своим массивным столом, уткнувшись в какую-то толстую папку с отчетами. Когда я вошел, он медленно поднял голову.

— Разумовский, как там твой друг?

— Пришел в себя. Есть положительная динамика.

— Хорошие новости, — сухо кивнул Шаповалов, но тут же посерьезнел, отложив ручку в сторону. — Есть какие-то вопросы ко мне?

— Да. Я насчет медсестры Смирновой.

Шаповалов откинулся в своем скрипучем кресле, сцепив пальцы в замок на животе. Он смотрел на меня долго, изучающе.

— У нее сегодня выходной. Официальный. После вчерашнего… — он сделал паузу, подбирая слова. — Я и сам не понимаю, как так получилось. Точнее, у меня есть догадки, но…

Он замолчал, явно не желая озвучивать свои подозрения вслух. Он знает больше, чем говорит. Или, по крайней мере, догадывается.

— Но о них вы не можете говорить, — закончил я за него, давая понять, что не собираюсь лезть ему в душу.

— Именно, — в его голосе прозвучало облегчение. — Когда у нее будет следующий рабочий день, я и сам не прочь узнать, что там на самом деле происходило. Может, вместе её и расспросим.

— Договорились.

Шаповалов снова взял в руки ручку и полистал бумаги на столе, возвращаясь к роли строгого начальника. Сегодня он был именно в этом настроении.

— А пока у нас полно текущей работы.