Гном, убей немца! - Руслан Ряфатевич Агишев
— Прасковья, пожалуйста, отпусти его с нашими мужьями, — обе они, невысокие, в одинаковых сереньких платочках, с горестно опущенными уголками рта, стояли прямо перед ней, и плакали. Из толпы тем временем подходили еще женщины — молодые, старые, темные, белые, всякие. — Прасковья, Христом Богом молим, отпусти его.
— Он же ведун у тебя, — громко проговорила непонятно откуда взявшаяся здесь старуха с крючковатой клюкой в руке. — Коли под землю пойдет, то все живы останутся…
Тут одна из женщин, что подошла первой, вдруг рухнула на колени. Следом упала вторая, третья, четвертая. Не прошло и минуты, как у ног Прасковью все женщины на коленях стояли и с мольбой на нее смотрели.
— Ни ку… себе! — вырвалось у Федора от такого зрелища. Даже пяться назад, к дому начал.— Совсе охуе… что ли…
— Ой, бабоньки, вы чего? — совсем растерялась Прасковья, то же, как и муж, шагая назад. — Встаньте, встаньте, сейчас же встаньте.
Только никто и не думал вставать.
— Прасковья, если бы не он, то мой Мишка бы сейчас там в шахте лежал, — всхлипнула одна из женщин. — И могилки бы у него не было.
— И мой то же, — подала голос ее соседка.
— И мой…
— И мой…
— И…
Считай все, кто пришел, могли в тот день мужа, брат или отца потерять.
— Не бойся, Проша, не пропадет он, — снова подала голос та самая старуха. Голос у нее был скрипучий, а взгляд в самую душу заглядывал. — Отпусти яго. Ведуны завсегда сами своей дорогой идут. А будешь яго держать, только хуже сделаешь.
Прасковья стояла, как смерть бледная, не знала куда деваться. Снова в руку мужа как клещ вцепилась.
— Мы же все понимаем, — вперед снова шагнул бригадир. Мялся, виновато улыбался, видно было, что этот разговор не просто ему дается. — Только, Федор, Прасковья, слово свою твердое даю, что самолично буду за Санькой присматривать. В шахте будет мне заместо сына. По всем бумагам его оформим как моего ученика. Со школой я договорюсь, они не будут чинить препятствий. А через пол годика мы ему из школы бумагу об окончании выправим и сразу же в горнозаводское училище оформим. Самый молодой шахтер у нас будет.
Ошарашенные Прасковья и Федор молча хлопали глазами. Ни о чем подобном они даже не думали.
— А как в шахте немного освоится, то и на разряд сдаст. Там и зарплата другая, и другие премии. Мы такому жениху настоящую казачку найдем. Чернобровую, кровь с молоком, с характером, чтобы жилось как в сказке. Народ, найдем, ведь Саньке казачку?
Мгновение, и в толпе раздался чей-то звонкий голос:
— А чего искать-то⁈ Я вот казачка! Чернобровая, с косой и с характером! С таким характером, что первый муж от меня с воем сбежал!
Толпа напряглась и разродилась хохотом.
— Найдем, Сергей Иннокентьевич! Не сомневайся, найдем такую казачку! — подхватили люди.
Сразу же поднялся шум да гам. В одном месте вспоминали какую-то Ленку с большими глазищами, в другом месте говорили про Аньку с грудями с арбузы.
— … У нас вон в соседях Люська заневестилась! — громче всех закричала женщина в красно платке. — Настоящая казачка! Стройная, черная коса в пол, в руках все ладится!
— А лицом как? Красивишна али нет? — подал сиплый голос плюгавенький мужичок, размахивая рукой с самым серьезным видом. Казалось, сам жениться собирался и себе жену подыскивал. — А то вдруг кикимора? Нам ведь кикиморы-то не нужны, нам королевишны…
— Ах ты ирод! —та покраснела и бросилась на мужичка с кулаками. — Сам прыщ, взглянуть некуда, а все ему королевишну подавай! Я тебе сейчас задам…
Вскоре уже вся толпа хохотала, смотря, как ругаются эти двое. Улыбались и Прасковья с Федором.
— Вот тебе и утро, Проша, — хохотнул муж. — Проснуться не успели, а нашего Саньку уже и в училище определили, и невесту ему нашли. Еще немного постоим, дело к свадьбе пойдет, а там и до внуков недалеко. Как тебе внуки-то, баба Проша?
Услышав про «бабу Прошу», Прасковья возмущенно взвизгнула и сильно хлопнула его по руке.
— Я тебе устрою, баба Прошу, охальник! — треснула его еще раз. — Я тебе так все космы повыдергиваю.
— Все, все, Проша, — Федор виновато вскинул руки вверх. Мол, сдаюсь.
— То-то же… Федя, давай-ка, зови Сергея в дом, лучше там поговорим, в тишине, — женщина кивнула в сторону дома и скрылась за дверью.
Вскоре в дом зашли Федор с товарищем, а галдящая толпа осталась на улице.
— Хорошо, — веско обронила Прасковья, когда все они уселись за стол. — Я слова против не скажу, если Федор и сын свое согласие дадут. Только, Сергей…
Женщина надвинулась на стол, заглядывая бригадиру прямо в глаза.
— Если с Саней что-то там случится, то лучше на верх и не поднимайся.
Оба шахтера тут же переглянулись. Эти слова даже близко не звучали шуткой. Напротив, от них веяло чем-то жутким, страшным.
— Прокляну… Живым сгниешь.
Бригадир тяжело вздохнул, и кивнул. Мол, согласен.
— Раз, Прасковья дает добро, то и я не против, — пошевелился Федор. — Как Санька встанет, то буду с ним обо всем этом говорить. Не маленький уже, пусть сам решает, по какой ему дороге идти. Как решит, так и сделаем.
— Добро, — снова кивнул бригадир, вставая из-за стола. — Пойду людям скажу, и попрошу по домам расходится. А то в поселке могут и милицию вызвать…
Дверь за ним закрылась, а Федор с Прасковьей все еще сидели за столом.
— Проша, ты чего плачешь?
Та, и правда, то и дело вытирала слезинки в глазах.
— Не плачь, все будет хорошо. Я нашего Саньку хорошо знаю. Настоящий мужик растет. Кремень.
А она вместо того, чтобы успокоиться, всхлипывать начала. Еще сильнее стала слезы размазывать.
— Все будет хорошо с ним, Проша. Всей бригадой за Санькой смотреть будем. Слышишь, все бригадой будем за ним следить. Ни на минуту одного не оставим. Проша…
Вздохнув, мужчина крепко ее обнял. Она тут же спрятала голову у него на груди, и громко разрыдалась. Похоже, сказалось нервное напряжение, усталость от долгой поездки.
— Федя, Феденька, боюсь я, очень боюсь, что никогда больше нашего Санечку не
