Ультрамарин - Эл Лекс
А разговор за дверью тем временем набирал обороты, и собеседники уже начали откровенно повышать голос. Я уже даже почти начал разбирать, о чем они говорят, и тут оппонент Дракена сорвался окончательно и заверещал:
— Ни в коем разе совет не одобрит ради какого-то оборванца отчислять сына главы гильдии купцов! Никогда такого не будет, слышишь⁈ Никогда!
Глава 11
Все чудесатее и чудесатее… Вот значит как адмирал собирался зачислить меня в академию, вот про какой «недобор» он вел речь. Про недобор, который он сам же, своими собственными руками, и собирался организовать! Хитро, ничего не скажешь, хитро.
И, кстати, это не просто занятный факт, а очень важный занятный факт. Потому что если адмирал позволяет себе подобные вольности, пусть даже в пику какому-то пока еще неизвестному мне, но явно не последнему в академии человеку… То логично, что и сам он занимает далеко не последнее место в академии. А то, может статься, даже и повыше уровнем, чем его собеседник.
И следующая фраза адмирала подтвердила мои самые смелые предположения.
— Лорд Крукс, при всем уважении, не забывайте, с кем разговариваете! — адмирал тоже перешел на повышенные тона. — Не забывайте, что именно мои предки основали академию и когда-то давно ни в каком совете они вообще не нуждались! Но даже после появления этого самого совета кто неизменно был его главой? Это всегда был кто-то из рода фон Дракенов, левиафана мне в трюм! Поэтому не надо мне тут рассказывать, на что совет пойдет, а на что — нет! Меня это не интересует! Я сказал, что будет так — значит будет так, и это не обсуждается! Я боевой адмирал, а не кабинетная крыса, и я руковожу академией потому, что у меня к этому лежит сердце, а не потому, что это выгодно! Так что можете считать, что я вас просто поставил в известность, а не спрашивал вашего на то разрешения! Я в нем не нуждаюсь!
И за дверью оглушительно загрохотали тяжелые недовольные шаги, а через две секунду она открылась, и из нее вышел адмирал, сурово сведя брови и чуть ли не огнем из ноздрей пыхая. Наверное, единственное, что его удерживало от этого — понимание того, что так он себе бороду подпалит.
Адмирал бросил на меня быстрый взгляд, в котором все еще отчетливо просматривались всполохи злости, но он слишком хорошо умел себя контролировать для того, чтобы срывать ее на мне. Боевой адмирал, как есть.
— Идем. — буркнул он. — Сперва тебя покормим, а потом заселим.
Мы снова спустились на первый этаж, адмирал провел меня через несколько дверей и за очередной из них скрывалось то место, в которое мы и шли — столовая.
И, когда я в ней оказался, у меня возникло стойкое ощущение того, что я тут уже был. В голове моментально вспыхнула яркая, въевшаяся в памяти за сотни и сотни посещений картинка, наложившаяся на реальность так же легко и непринужденно, как накладывается верхняя галочка прицельной сетки ПСО-1 на центр мишени на смешном расстоянии в сто метров.
В столовой стояло полтора десятка железных отполированных столов, на каждом из которых вверх ногами торчало по шесть стульев — значит, на шестерых, итого почти сотня человек может одновременно принимать пищу. А брать они ее должны в противоположном от входа конце зала, с раздачи, представляющей собой длинный железный короб, поверх которого приладили еще одну дополнительную полку — для посуды, надо понимать. Украшала все это дело тройка труб, наваренных на уровне пояса, по котором предполагалось двигать заполняющиеся тарелками едой подносы от одной точки раздачи до другой. А вот, кстати, и сами подносы стоят стопкой на раздаче — тоже стальные, местами мятые, явно старые, но все как один отполированные в зеркало.
Пожалуй, материал подносов и был единственным отличием этой столовой от той, что осела в моей памяти — я-то ожидал более привычного пластика или там бакелита, не знаю, а тут тяжелая листовая сталь. Все остальное было совершенно одинаковым, и таким привычным и живым, что я будто бы на мгновение окунулся в собственное прошлое. Даже как-то потеплело на душе.
В столовой, конечно же, никого не было, и она вообще выглядела так, словно никогда в жизни и не работала, но кое-что нарушало эту картину. Дверь, спрятанная за раздачей, с круглым стеклянным окошком на уровне глаз, была приоткрыта, и оттуда раздавался неясный шум, иногда перемежаемый звоном металла о металл.
Именно к этой двери адмирал и направился сразу же, как вошел. Я слегка отстал от него, пораженный ощущением дежа вю, но быстро догнал, поэтому на кухню мы вошли одновременно.
На кухне, в отличие от зала столовой, кипела работа. Причем в прямом смысле — на огромной газовой плите на целых восемь конфорок стояла и исходила паром и бульканьем огромная, литров на пятьдесят, кастрюля, а рядом с ней расположились сразу три сковороды с разным содержимым — одна с поджаренными овощами, вторая с каким-то соусом, а третья — с румяными кусочками бекона.
Заведовала всем этим делом дородная женщина в белом фартуке, из-под которого проглядывал пояс с несколькими поварскими ножами. Ее белые, как соль, волосы были сплетены в мощную косу толщиной в мою руку, а голубые глаза сразу же срисовали нас, как только мы вошли на кухню, явно давая понять, что кухарка не так проста, как кажется. Да что там — она вообще ни разу не проста! Если уж на то пошло, мне вообще трудновато представить ее кашеваром на кухне, даже несмотря на то, что вон она, прямо передо мной стоит именно в этом образе! Ей бы намного больше пошло в кольчуге и рогатом шлеме, с обоюдоострым топором в опущенной руке, стоять на носу идущего в набег драккара, чтобы первой ринуться в бой…
А не вот это вот все.
— Вы посмотрите, какие люди и без охраны! — густым красивым голосом произнесла женщина. — Или это и есть ваша охрана, адмирал?
— Именно так, дорогая Валентина! — усмехнулся адмирал. — И сегодня он защищает меня от чрезмерного количества еды путем ее поглощения. Знакомься,
