Лекарь Империи 7 - Александр Лиманский

Орган был увеличен почти в полтора раза, его поверхность была не гладкой и блестящей, а неровной, бугристой.

Цвет — нездоровый, синюшно-багровый, вместо нормального красно-коричневого.

Я осторожно коснулся ее края пальцем в перчатке. Консистенция была плотной. Это не просто гепатит. Это тотальный токсический фиброз. Орган был на грани отказа. Хрупкий, как промокший картон. Любое неосторожное движение — и он просто расползется в руках.

— Токсический гепатит, — констатировал Киселев, его голос прозвучал мрачно. — Тяжелый.

— Продукты жизнедеятельности паразитов, — кивнул я. — Они отравляли его организм месяцами.

— Фу, какая гадость! — донесся мысленный комментарий Фырка. — Как будто ее в чернилах вымачивали! И воняет!

Он был прав. От печени исходил слабый, но отчетливый сладковато-приторный запах аммиака — верный признак нарушения белкового обмена и тяжелой печеночной недостаточности.

— Начинаем мобилизацию правой доли, — скомандовал я, отбрасывая лишние мысли. — Игнат Семенович, поддерживайте печень снизу. Аккуратно, она очень хрупкая.

Мобилизация печени — это была ювелирная работа.

Нужно было методично пересечь связки, которые держали массивный орган на месте, выделить все сосуды и протоки, при этом не повредив ни один из них.

— Круглая связка печени, — я указал на плотный тяж, идущий от пупка к нижней поверхности печени.

Киселев подвел под нее зажимы. Я пересек ее, он лигировал культи прочной нитью викрила три-ноль.

— Серповидная связка.

Та же самая процедура. Пересечь, лигировать.

Каждое движение было выверено. Здесь не было места для ошибок. Один неверно наложенный зажим — и мы получили бы неконтролируемое кровотечение еще до того, как добрались бы до основной проблемы.

Теперь самое сложное. Отделить гепатодуоденальную связку. Это были ворота в печень, где плотным пучком проходили все основные магистрали: печеночная артерия, воротная вена и общий желчный проток.

— Осторожнее, — сухо предупредил Киселев. — Ткани здесь отечные, рыхлые.

Я взял в руки диссектор и начал аккуратно, тупо разделять ткани вокруг связки, пытаясь визуализировать артерию.

И тут… началось.

Кровь.

Она появилась не из конкретного, поврежденного сосуда. Она начала сочиться отовсюду. Вся поверхность отечных тканей, к которым я прикасался, начала кровоточить диффузно, как губка, из которой выжимают красную краску.

— Черт! — выругался Киселев. — Он течет! Вся поверхность!

За минуту в рану натекло около двухсот миллилитров темной венозной крови. Отсос, который держала сестра, не успевал ее убирать, громко хлюпая и захлебываясь.

Это не хирургическое кровотечение из конкретного сосуда. Это — коагулопатия. Нарушение свертываемости крови.

Продукты жизнедеятельности паразитов и токсины из некротического очага полностью истощили его факторы свертывания. Печень больше не справлялась с их синтезом. Мы оперировали пациента с приобретенной гемофилией. Это усложняло задачу на порядок.

— Давление падает! — встревоженно крикнул Артем от наркозного аппарата. — Было сто двадцать, сейчас девяносто на шестьдесят!

— Тампонада! — скомандовал я, хватая со столика пачку больших стерильных салфеток.

Мы начали быстро и плотно тампонировать всю кровоточащую поверхность, но это было все равно что пытаться осушить болото губкой. Белые салфетки мгновенно становились багровыми.

— Электрокоагуляция! — крикнул Киселев, хватая свой инструмент.

Он начал лихорадочно прижигать самые крупные кровоточащие точки, но эффект был минимальным. На месте одной прижженной точки тут же начинали сочиться три новых.

Проблема гемостаза. Локальные методы были бесполезны. Нужно было действовать системно. Антикоагулянты.

Паразиты выделяли вещества, блокирующие каскад свертывания. Умные твари, эволюционировали, чтобы кровь хозяина не превратилась в тромб вокруг них. Но сейчас это убьет его прямо на столе.

— Артем! — я резко повернулся к анестезиологу. — Свежезамороженная плазма, две дозы по двести пятьдесят миллилитров, струйно! И транексамовая кислота, один грамм внутривенно, медленно!

— Но это же… — начал было Киселев.

— Нам нужны факторы свертывания и ингибитор фибринолиза, немедленно! — я прервал его, не давая начать бессмысленный спор. — У него острая коагулопатия потребления на фоне паразитарной интоксикации!

Картина была один в один как при тяжелейшем ДВС-синдроме. Принцип тот же — влить извне то, что организм перестал вырабатывать. Восполнить дефицит факторов свертывания.

— И несите аргоноплазменный коагулятор! — добавил я, обращаясь к операционной сестре.

— Но… мы же им почти не пользуемся… — растерянно пробормотал Киселев. — Я не умею…

— Я умею, — спокойно ответил я.

Сестра, не дожидаясь дальнейших указаний, выкатила из угла операционной внушительный аппарат на колесиках — АПК-3000, новейшую модель, произведенную во Владимире по имперской лицензии.

В больницах Мурома такая техника была огромной редкостью.

Я сам включил аппарат. Знакомое гудение наполнило операционную. Выставил на панели нужные параметры: мощность — сорок ватт, поток аргона — четыре литра в минуту. Взял в руки легкий, похожий на пистолет, манипулятор.

— Смотрите. Сейчас вылетит птичка, — сказал я Киселеву.

Я поднес наконечник манипулятора на расстояние пяти миллиметров от кровоточащей поверхности печени. Нажал на педаль.

С тихим шипением из наконечника ударила струя ионизированного аргона, окутав ткани голубоватым, потусторонним свечением. Белки на поверхности крови и тканей мгновенно коагулировались, образуя тонкую, прочную, эластичную пленку.

Методично, сектор за сектором, я начал «закрашивать» всю кровоточащую поверхность. Это было похоже на работу художника-реставратора. Пять минут непрерывной, сосредоточенной работы.

— Отсос, — скомандовал я.

Сестра убрала остатки жидкой крови. Под ними была идеально сухая поверхность, покрытая тонкой белесой пленкой коагулированного белка. Кровотечения не было.

— Невероятно… — выдохнул Киселев, глядя на это чудо. — Я читал про эту методику в журнале «Хирургия Империи», но вживую…

— Давление стабилизировалось, — тут же доложил Артем. — Сто десять на семьдесят. Плазма пошла.

— Во дает мой двуногий! Из лазерного пистолета их! Пиу-пиу! — с восторгом пропищал Фырк. — Показал старику, как надо работать!

Первый кризис был преодолен. Мы выиграли время. Но это была лишь битва за плацдарм. Основное сражение было еще впереди.

Прошло два часа с момента первого разреза — два часа непрерывной, изматывающей борьбы с кровотечением и тщательной подготовки плацдарма.

Теперь печеночная артерия была полностью выделена из окружающих тканей. Передо мной, на дне раны, лежал тонкий, пульсирующий в такт сердцу сосуд диаметром не более четырех миллиметров.

Его стенки были синюшными, напряженными и бугристыми. Внутри сидел наш враг. Момент истины.

Вся предыдущая работа — диагностика, остановка кровотечения — была лишь прелюдией. Основное действие начиналось сейчас.

Одно неверное движение — и мы получим либо неконтролируемое кровотечение, либо необратимый тромбоз. Право на ошибку отсутствовало.

— Подкатываем микроскоп, — скомандовал я.

Операционная сестра и Артем подкатили к столу массивный операционный микроскоп