Разгильдяй - Сергей Николаевич Чехин
— Я в порядке, — прошипела подруга, всем своим видом противореча сказанному. — Просто… голова закружилась. Сейчас пройдет.
— Посиди у огня, — я подставил плечо, но девушка отмахнулась. — И не спорь. Кто тут Избранный, в конце концов? Моя воля — закон, поэтому иди отдыхать.
Лира скривила губы, но все же подчинилась. Морщась от омерзения и приступа тошноты, взял в охапку шкуры с кровати и расстелил перед печкой. Получилось бы весьма романтично, если бы сторожку не взяли в осаду хрипящие черти, изо всех щелей не тянуло холодом, а ободранные волки не пропитались трупной жижей. Перенестись бы сейчас в бунгало на берегу южного моря, где чистота, уют, изысканные вина и отряд сговорчивых танцовщиц под боком. Лепота…
Мысли о вине и закусках всколыхнули утихший было желудок, и тот заурчал пробуждающимся вулканом. Да, человек протянет без пищи целый месяц, но пойди докажи это свернутой в бараний рог требухе, уже взявшейся жрать саму себя. Чтобы хоть немного отвлечься, поднял меч и попытался разок взмахнуть, но сразу вернул оружие владелице — чертова железяка весила килограммов пять, а это перебор даже для сытого и отдохнувшего меня.
— Расскажи о себе, — нежданно-негаданно попросила Лира, без тени брезгливости закинув шкуру на дрожащие плечи.
— В смысле? — вопрос оказался настолько внезапным, что я не сразу вкурил его суть.
— О семье, друзьях… Ты же не свалился сюда таким, какой есть.
— Ну… — я сел поодаль и протянул озябшие пальцы к печи. — Да что там рассказывать? Обычный я. Такой же как все.
— Не бывает таких как все, — с легким раздражением сказала Лира, как завороженная уставившись в обугленный зев. — Все люди разные. Я вот, например, не люблю шутов. А если совсем честно — побаиваюсь. Хотя с чего бы мне бояться разряженных карликов с бубенцами?
— Да… шуты странные, — я шмыгнул и почесал нос. — С детства их недолюбливаю. Особенно с красными шариками.
— Хочу больше узнать о твоем отце, — резко, как топором палача, спутница отсекла тему средневековых клоунов и ордой печенегов вторглась в мою зону комфорта.
— Зачем? — насторожился я.
— Для любого мужа отец — это гордость, — тоном строгой учительницы ответила Линн.
Фыркнул:
— Угу. Сперва заливала, что люди разные, а теперь всех мужей под одну гребенку. Ушел мой отец, да и все.
— На войну? — совершенно искренне уточнила девушка. — Ты вроде говорил, он солдат или вроде того.
— Да. На второй любовный фронт, — врезавшаяся в угли деревяшка брызнула снопами искр.
— Понятно, — я ожидал продолжения в духе: «ну, это многое объясняет» и уже заготовил обидную тираду, но Лира добавила всего два слова, вмиг потушившие пожар пониже поясницы: — Мне жаль.
— Ладно, проехали… Расскажи о себе лучше. О том горном монастыре, например.
— То еще местечко, — Лира тепло улыбнулась. — Когда добралась до крепости, меня приняли за пацана. Четырнадцать лет, худая, чумазая, в ворохе грязного тряпья и с обрезанными ножом волосами. Старейшина устроил всем желающим испытания. Первое — самое легкое: сутки простоять на одной ноге.
— Сутки⁈ — я вытаращился и чуть не поперхнулся, представив себя на месте спутницы.
Она кивнула:
— С утра до утра. Опустишь ногу или упадешь — проваливай. Тогда ушли две трети, осталось лишь восемь претендентов.
— Сурово. А потом?
— Потом нам сбросили кусочек хлеба, — девушка протянула ладонь, — вот такой. И сказали: кто не поест — тот уйдет. Краюшка досталась мальчишке лет десяти — до сих пор помню его лицо, будто вместо хлеба поймал ядовитую змею. Вот он стоит, а вот уже утонул под ревущей и рычащей стайкой шакалят. От хорошей жизни в монастырь не идут, там только беспризорники, сироты и малолетние разбойники. Ну или дурочка, захотевшая доказать отцу, что из дочки тоже выйдет достойный ратник, а не кухарка.
— Знаешь, в моем мире у тебя бы появилась целая армия поклонниц.
— Почему?
— А… — я поежился. — Долгая история. Так что с тем парнем стало?
— Разорвали на месте, — спокойно ответила Лира, и по ее тону я понял — это не метафора. — Потом принялись друг за друга. Рвали зубами глотки, выцарапывали глаза…
Для сохранения душевного здоровья решил считать услышанное — пересказом книжки в жанре темного фэнтези, и что вся эта жуть меня никоим образом не касается. Но один вопрос все таки вылез на язык, хоть и гнал его прочь изо всех сил:
— А ты?.. Тоже выдирала глаза?
Лира хищно оскалилась и протянула ко мне скрюченные пальцы:
— А что? Страшно? Мы все знали, что не на пикник идем. Но нет, я никого не калечила. Выждала, когда из семерых на ногах останутся двое, поколотила обоих и урвала свой кусок.
— Благородно, — буркнул, подперев кулаком подбородок.
— Тогда было не до этого. Убей — или умри. Съешь — или сожрут. Будь сильным — или исчезнешь. Очень многие живут по этим правилам до сих пор.
— И это плохо.
Спутница сморщила носик:
— Ну, тебе виднее, пророк. В твоем волшебном мире, небось, всюду любовь, дружба и благодать.
— Да нет, — я тяжело вздохнул и скормил огню новую жертву. — У нас, к сожалению, все то же самое.
— На третьем испытании со стены спустили канаты, а на концах — ножны с вот такенными кинжалами. Веревки висели близко, руку протяни и коснешься соседа… но мы протягивали не руки. А высота — десять ростов. Наверх взобралась только я, по дороге получив первый шрам, — Лира провела пальцем по рваной белой «макаронине» от лба до шеи. — Монахи только глянули на меня и как заорут: да это же девка! Кощунство! Ересь! Хотели уже вниз столкнуть, но старейшина вмешался. Сказал, коль баба сдюжила там, где оплошали мужи, значит на то воля Тенеды. Так что я тоже в какой-то мере Избранная.
— Крутая, — протянул я, зыркнув на подругу иным взглядом. — Мое уважение.
— Заболтались мы с тобой, — она зевнула и потерла глаза. — Скорей бы рассвет.
* * *
К утру чудища угомонились, но мы прекрасно понимали — они где-то рядом. А еще осознавали, что несмотря на все пережитое придется пересилить страх и отправиться путь, иначе на один шаг подберемся к участи мертвого охотника, от которого теперь не осталось и костей.
— Пора. — Спутница обнажила меч. — Надо идти, иначе не успеем выбраться из долины до темноты.
А второй такой избушки может и не встретиться. И от одной мысли остаться с тварями наедине бросало в холодный
