Оторва. Книга пятая - Ортензия

— Вам Слободкина Люся сообщила бы, что я уехала домой. Никаких проблем.

— Никаких проблем? Ева, да что с тобой? Пропала девочка из группы, а мы спокойно отправились дальше не думая о том что ты за 200 км от дома?

Я нахмурила брови. Это что значит? Отец меня обманывал? Рассказывал, что сбежал из пионерского лагеря, поругавшись с воспитателем. Было это ближе к окончанию смены, сообщил друзьям, что уезжает домой и был таков. Два дня добирался, ночевал в стогу сена, кто-то подвозил, но большую часть пути отшагал пешком и, ни одна падла не обеспокоилась, куда исчез тринадцатилетний мальчишка. Родителям сказал, что в лагере карантин объявили, потому и отправили всех по домам на пять дней раньше. И всё.

А со мной, что не так? Схожая ситуация.

— И что бы вы делали? — даже стало интересно.

— А ты не догадываешься? Это, между прочим, ЧП. Вызвали бы милицию, минимум два дня нас тут продержали, выясняя все обстоятельства и попутно разыскивая тебя. А потом вся группа отправилась домой с Ольгой Павловной, а меня, как ответственного, задержали, на н-ное количество времени. Вероятнее всего, пока тебя не нашли.

Не поверила. Положила на другую чашу весов рассказы отца и не поверила. То есть, вот если бы я прямо сейчас сбежала от препода, заявив, что в гробу видала их всех вместе со слётом, милиция обвинила сопровождающего? Может и задержали на пару часов, чтобы составить протокол и поехали все дальше. Так что, уважаемый Иннокентий Эдуардович в данный момент давил своим авторитетом на мою комсомольскую сознательность. На пятнадцатилетние мозги Бурундуковой. Синицыной он эту чепуху впаривать точно не стал.

Ну а мне что делать? Проявила сознательность, но, тут же заявила:

— Если вы ответственный за поездку, в таком случае, передайте Ольге Павлове, чтобы не дёргала меня из-за личной неприязни и мстительной натуре.

Он обаятельно улыбнулся.

— Не беспокойся. Об этом я позабочусь.

А когда я полезла в автобус, он внезапно добавил загадочную фразу:

— С возвращением, Ева.

Я замерла от неожиданности пытаясь сообразить, что он имел ввиду, но только на секунду, чтобы не привлекать лишнего внимания. Подумать об этом я могла и в кресле автобуса.

Но едва уселась на своё место и надгрызла сладкий пряник, чтобы подпитать мозги, меня отвлёк шум, идущий со стороны сараев, а глянув в окно, заржала.

Мальчишки и девчонки построившись в колонну по три, шагали в ногу к автобусу и напевали что-то весёленькое о комсомоле, о стройке и ещё чёрт знает о чём, а Ольга Павловна шла сбоку и с умным видом подмахивала одной рукой, словно дирижёр палочкой.

Абзац, Синицына! Тебе довелось и такое увидеть: как детей заставляют маршировать с песней после туалета. Или поверить в то, что они сами на радостях освободив свои пузыри, горланят нечто патриотическое во славу этого.

Иннокентий Эдуардович, вероятно решив сдержать данное мне слово, двинулся навстречу процессии и, встретившись на полпути с колонной, пристроился рядом с англичанкой.

Отряд сбился с ноги и остановился на минуту, а потом продолжил движение под предводительством Гольдман. Кто бы сомневался.

Сама же Ольга Павловна принялась махать всеми конечностями, как мельница, что-то доказывая своему собеседнику, но потом замолчала и, заложив руки за спину, стала слушать с угрюмым видом. Значит, уважаемый Иннокентий Эдуардович мог давить авторитетом не только пятнадцатилетних девочек, что сразу подняло его в моих глазах ещё на пару пунктов.

Глядя на преподавателей, я не сразу заметила, что отряд резво отчеканив по асфальту несколько шагов и потеряв взрослое руководство, рассыпался, а потом самые ушлые кинулись бегом к автобусу.

Даже не удивилась, когда первыми в салон протиснулись цыгане, напомнившие Тарапуньку и Штепселя(1). Один длинный и худой, второй едва доставал до плеча ему и семенил следом. И вот этот коротконогий хмырь, проходя мимо, приложился ладонью мне по макушке, причем, вполне чувствительно, хохотнул и что-то сказал другу про мои губы. Не разобрала, потому как, основная масса слов была мне непонятна, но это точно было оскорбление. Парень, шедший следом, попытался встать на мою защиту, но мне самой требовалось выпустить пар.

Мгновенно оказавшись в проходе, я врезала шпендику ногой по копчику и прошипела:

— Охренел, недомерок?

В автобусе воцарилась тишина. Задние перестали напирать, лишь вытянули шеи, чтобы разглядеть происходящее.

Штепсель развернулся набычившись, и произнёс фразу, которую мне удалось понять. В этот раз русских слов было предостаточно, а остальные я подставила по смыслу.

— Видал, Мирча какая соска, приедем, обязательно накормим, — и громко расхохотался.

Второй ему что-то поддакнул, но я даже не попыталась вникнуть. Заехала ногой от души карлику между ног, а когда он, выпучив глаза, стал сгибаться, поддала коленом. Очень хотелось расквасить ему нос, но пожалела свой новенький костюмчик испачкать брызнувшей кровью, а потому залепила в лоб. Вышло громко и сильно, даже нога заныла, а вот запердышу не повезло. Его слегка повело в сторону и назад, отчего он со всей дури приложился лицом об подлокотник кресла, завалился в проходе, попутно ударившись спиной об ступень и завопил на весь автобус.

Меня аж скривило. Уже не совсем дети, взрослые парни, ведут себя по-хамски, а когда получают отпор, визжат от боли как свиньи. Даже девчонки так не орут. Да — плачут, кривятся от боли, но не орут.

Отвернулась, чтобы не видеть, как он катается по полу и забралась на свою сидушку, желая освободить проход. Хотя как народ будет рассаживаться, было не понятно. Нос, шпендик, себе всё равно умудрился расквасить и кровь брызнула во все стороны.

— Круто, — парень, который изначально пытался за меня заступиться сжал правую ладонь, оттопырив большой палец, — хотел сказать ему пару ласковых, но так быстро у меня бы не получилось. Дай молоток, — и он протянул вперёд свой кулак.

Этот жест я прекрасно знала. За десятки лет он не изменил своего значение. Это и восхищение и уважуха, поэтому приложила свой кулачок, поблагодарив и за попытку помочь и за слова:

— Спасибо. Я справилась.

И даже поросячий визг не помешал нам услышать друг друга.

— Я заметил. Меня Виталик зовут, — он улыбнулся.

Симпатичный и вполне обаяшка. Один изъян — волосы русые, а я не люблю блондинов, хотя этот выглядел как исключение из правил.

Ответить не успела. Недомерок перестал орать, перейдя на негромкий скулёж, зато привлёк шум с улицы и я обернулась.

Бросив своего собеседника, мымра, наверняка, расслышав вопли, доносившиеся