Ревизор: возвращение в СССР 43 - Серж Винтеркей

– Да вы даже немного похожи внешне, – усмехнулся я. – Спокойные на вид, полностью контролируете свои эмоции. Вы, наверное, и поскользнувшись на льду, матом не ругаетесь, такое впечатление, как все нормальные люди. И ничего не рассказываете о себе. Только вопросы, вопросы и вопросы. Да еще и вопросы такие специфические, которые обычные люди не задают в беседе. Вы, наверное, и сами этого не понимаете. Вам же сравнить не с кем. Так что где-то на девяносто пять процентов я уверен, что он на ЦРУ работает… А, ну и еще один момент. Американских дипломатов там минимум двое было. Но один, высокий, пил как лошадь, все, что горит. Под конец уже глаза блестели и румянец был на всю морду. А этот Миллер только шампанское пригубил. Тоже вещь, говорящая сама за себя.
– Так, значит, – задумчиво сказал мне Румянцев. – Ну что же...
– Да, и в связи с этим разговором с американцем у меня к вам сразу же имеется один момент для уточнения. – решил я сразу же выяснить важный для меня вопрос, – наверное, мне ближайший месяц, а то и два лучше не приходить в ваше здание на Лубянке с лекциями. Есть у меня подозрение, что за мной этот американец может слежку устроить. Так что мне ни к чему, чтобы он узнал, что я в ваше здание захожу, как к себе домой. К чему мне потом всю жизнь бояться, выехав в какую-нибудь нейтральную страну, что меня там црушники повяжут, решив, что я с вами? Так что предлагаю отказаться пока что на это время от лекций у вас.
Румянцев, даже не думая, тут же отрицательно покачал головой:
– Поверь, это не вариант. Моё начальство точно этого не одобрит.
– Ну, моя безопасность для меня точно важнее, чем чьё-то одобрение или неодобрение, – тоже покачал головой я. – Тем более все равно я в ноябре укачу на Кубу почти на три недели… Получается, что меня не надо дергать только эти две с половиной недели, что до моего отъезда останутся.
Видя, что я настроен решительно, Румянцев сказал:
– Ладно, я понял. Будем тогда искать варианты. Если не отказ от лекций, то надо что-нибудь придумать, чтобы никто не видел тебя заходящим к нам или выходящим от нас… Задача понятна. Так, а црушник этот о чём тебя вообще спрашивал?
Надо же как Румянцев заговорил? Црушник… Уже без всякой иронии… Получается, что я угадал, и этот советник по культуре и в самом деле работает на ЦРУ… А Румянцев решил, что больше нет смысла это от меня скрывать. Ну да, наверное много кто в столице в курсе, чем на самом деле занимается этот Дэн Миллер. Не такая это и важная тайна. Или еще по какой причине решил мне доверить эту информацию. Может, чтобы я вел себя осторожнее?
– Да разные вопросы задавал… Давно ли я работаю в газете? Почему решил вдруг стать журналистом? Нет ли у меня сложностей в работе из-за моего возраста? Доверяют ли мне писать статьи по политической тематике? В общем, совсем не те вопросы, что я слышал от других, настоящих дипломатов. Остальные, услышав, что я студент, тут же на этом концентрировались: не мешает ли журналистика моей работе? Какие у меня любимые предметы в университете? Правда ли, что на экзамене нужно наизусть цитировать книги Маркса, чтобы получить хорошую оценку?
А вопросы у них, если по журналистике вообще были, то примерно следующие: какую из своих статей я считаю самой лучшей? И не тяжело ли мне писать статьи на такие сложные темы, как экономика и политика? Так что, по сути, только разговор с японским послом и разговор с американцем резко выбивались из стандарта…
– Вот даже как, – уважительно кивнул Румянцев. – Хорошо, твою мысль я понял. Больше ничего не пожелаешь рассказать?
– Да больше особо и нечего, – пожал плечами я. – Ещё раз говорю, что японского посла интересовала только Япония. Радостно ему слышать было от меня объяснения моей статьи и доводы, подтверждающие те выводы, что я в ней сделал, о невероятном экономическом и технологическом успехе Японии в ближайшие десятилетия. А американец вовсю прощупывал меня в отношении журналистики и работы в газете «Труд». Только эти двое полностью серьёзно ко мне отнеслись из всех, с кем я беседовал.
Остальные же собеседники все видели во мне какого-то вундеркинда, который, может, и очень умненький, но вряд ли ещё созрел как личность. Некоторые, такое впечатление, что дай им шанс, ещё сказали бы «ути-пути, какой ты у нас серьёзненький» и по голове потрепали бы ласково.
Тут уже Румянцев не выдержал и рассмеялся.
– Но в силу этого неожиданного инцидента с японским послом чувствую, что меня теперь очень часто будут приглашать в другие посольства. – сказал я. – Я же раздал восемнадцать штук визиток всем этим серьёзным дипломатам из разных стран. Так что японский посол, похоже, открыл мне дверь в дипломатический мир Москвы, по крайней мере в ту его часть, что касается различных фуршетов и банкетов, что устраивают иностранные посольства. Сразу хочу предупредить, что если у вас будет принято решение, что мне надо перекрыть эту дорогу, то я буду этим очень недоволен. И вовсе не потому, Олег Петрович, как вы сами, наверное, понимаете, что я собираюсь родину там продавать в обмен на порцию шашлыка, а потому, что для хорошего аналитика сбор такого рода информации чрезвычайно важен.
Ясно, что то, что я в газетах и журналах прочитаю, – это одно, а то, что от дипломатов услышу, – это совсем другое. Ценность информации может кардинальнейшим образом отличаться…
Румянцев вздохнул и сказал:
– Ну ты же должен понимать, Паша, что не я такие решения принимаю. Не с моей должностью. Тем более что тебя американский разведчик выцепил на первом же приёме. Если реально пошлёт кого-нибудь за тобой ходить, то нам придётся очень серьёзно обсуждать меры по усилению твоей безопасности. Правда, мне точно разрешат позволять тебе эти приемы, если ты все же будешь мне пересказывать все разговоры с дипломатами на этих фуршетах, что ты там вел…
Нет, все же он не успокаивается… Так и рвется из меня настоящего агента сделать… Решил, что мне настолько понравилось ходить на приемы, что я теперь вздохну и на все подпишусь сразу же, от чего уже отказался…