Шайтан Иван 7 - Эдуард Тен

— Вот здесь и остановимся. Это остатки боевой башни, а дальше — совсем брошенное селение. Давным-давно тут жили чеченцы-аккинцы. Не знаю, что заставило их покинуть эти места, но здесь спокойно. Если с рассветом тронемся, к полудню будем в Акин-Аухе.

Ночлег решено было устроить в развалинах башни. Площадка в сорок квадратных метров была обнесена полуразрушенными стенами, по грудь человеку, — вполне надежное укрытие от ветра и посторонних глаз. Мы быстро развели костер, и вскоре по округе поплыл сытный запах дымка и кулеша, закипевшего в походных котелках. Распределив дежурство, улеглись спать. Первым заступил Халид. Устроившись за старой стеной спиной к догорающему костру, он прислушался к ночным шорохам, всматриваясь в сгущающиеся сумерки.

К полудню следующего дня, как и предсказывал Адам, мы уже подъезжали к Акин-Ауху. Селение оказалось относительно большим. По пути нам встретились обширные поля, засеянные злаками, и ухоженные огороды, где трудились сельчане. Наш небольшой отряд проследовал к просторному дому, у которого нас уже ожидала делегация из пяти почтенных горцев. Седобородые, с посохами и в высоких папахах, они стояли неподвижно и с достоинством.

Я соскочил с коня и вместе с Адамом направился к ним.— Ассаламу алейкум ва-рахмату-Ллахи ва-баракатух, уважаемые, — произнёс я, слегка склонив голову и приложив правую руку к сердцу.

— Ва-алейкум ас-салям, — твёрдо ответил крепкий мужчина лет пятидесяти, с проседью в чёрной как смоль бороде. Он был явно старшим среди собравшихся. — Прошу, будь нашим гостем, — широким жестом он указал на дверь.

В дом вместе со мной вошёл Халид в качестве переводчика, все присутствующие, как выяснилось, свободно владели аварским. Когда расселись по мягким кошмам, тот же старейшина, который представился как Сулайбек, начал речь.

— Мы рады приветствовать тебя, полковник, в нашем селении. Мы искали этой встречи, чтобы обсудить вопросы, от которых зависит сама наша жизнь.

Взглядом я скользнул по собравшимся и с удивлением заметил среди них Джоху. Он почтительно поклонился, встретившись со мной глазами.

— Здесь собрались старейшины не только Акин-Ауха, но и ещё трёх селений: Адиль-Отара, Туслара и Мант-Отара. Все мы — тейп Акин-Аух, — Сулайбек сделал паузу, и его лицо омрачилось. — До недавнего времени мы могли выставить три сотни воинов. Теперь же едва наберётся полторы сотни. Ты понимаешь, в каком положении мы оказались.

Он обвёл взглядом всех собравшихся, ища поддержки, и продолжил:

— Совсем недавно у нас были люди Абдулах-амина. Они требуют ещё зерна для своих отрядов, они готовятся к набегу на ваши земли, и всех воинов, которых мы можем дать. Но все мы понимаем: этот набег не принесёт ничего, кроме нового горя. Вы разгневаетесь на потери, ответите нам карательным походом, и пострадаем мы, пострадают другие мирные селения. Наши сородичи, что живут у Линии, уже жалуются на притеснения от ваших начальников: уничтожают посевы, отбирают скот, сгоняют с земель, чинят всяческие безобразия, обвиняя в поддержке мюридов. Мы просим у них защиты, но к нам присылают малочисленные отряды, что стоят две, три недели и уходят. А потом Абдулах-амин обвиняет нас уже в предательстве интересов Имама и веры.

Сулайбек умолк, а его молчание было красноречивее любых слов.

— Что нам делать, полковник? Ты можешь помочь нам, как помог Хайбуле. Мы живём по соседству и видим, как в его землях воцарился относительный мир, а ваша администрация не нарушает условий мирного договора. Скажи, возможен ли такой договор с нами? У нас нет ни князей, ни ханов. Нашу волю определяют старейшины родов и сёл. Мы готовы договариваться с тобой, но мы должны быть уверены, что нас не станут притеснять и силой заставлять принять российское подданство. Не сейчас. Возможно, потом, когда мы сами убедимся, что это — лучший путь для жизни в мире. Ну и самое главное, ты можешь помочь нам защититься в случае нападение отрядов Абдулах-амина, как ты помог Хайбуле? Мы знаем, что нападение Султана отбил ты со своими воинами и казаками. Сам Хайбула не устоял бы.

— То, о чём вы просите, уважаемые, выполнимо. Но свершиться оно не может быстро и просто. Мирный договор с Хайбулой готовился почти год и был подписан самим государем императором. Такой же договор можно заключить и с вами. Для сего надлежит, чтобы ваши старейшины, кои имеют на то полномочия, собрались и обсудили все пункты договора с военной администрацией в Пятигорске или Грозной, а затем он будет отправлен в Петербург на высочайшее одобрение. Все стороны должны ручаться за строгое его соблюдение. Вы, верно, знаете, что по воле государя была проведена строгая ревизия злоупотреблений чиновников на Кавказе. Многие были сурово наказаны за казнокрадство и обман. Но нет уверенности, что те, кто пришёл им на смену, не возьмутся за старое. Я не всесилен и не могу единолично решать вопросы войны и мира, но я могу стать вашим ходатаем и содействовать заключению мирного договора.

— А зачем ты забрал к себе аманат? — внезапно спросил один из седобородых старцев.

— К глубочайшему моему сожалению, аманата пока существует. Я увидел, в каких условиях содержались мальчики, и счёл долгом взять их под свою опеку. У нас тоже хватает нерадивых служак. Я уже подал прошение на имя командующего Отдельным Кавказским корпусом о полной отмене сей практики. Надеюсь на милостивое решение, и аманат будет отменён вовсе. А до того времени они останутся у меня. Джоха был на моей базе и видел ваших мальчиков; он может поведать вам обо всём подробно.

Глава 10

Фарух-ага уже неделю мотался по территории, которую Абдулах-амин с гордым упрямством величал Северо– Кавказским имаматом. На деле от этого «имамата» осталось лишь жалкое подобие — последние неудачи отбросили его в горы, и земли его существенно поредели.

Встреча с самим Абдулах-амином оставила на душе тяжёлый, горький осадок. Предводитель мюридов пребывал в сквернейшем расположении духа. Череда поражений за прошедший год сделала его желчным, раздражительным и до крайности вспыльчивым. Вся беседа свелась к тому, что Фарух-ага «почтительно» выслушивал бесконечные упрёки в адрес Порты — в мнимом предательстве, в недостаточном финансировании, в скудных поставках оружия и ещё в десятке грехов.

Оружие, доставленное Флетчером, вызвало у Абдулах-амина лишь кривую, презрительную усмешку.— Что мне твоя сотня ружей и жалкая толика пороха? — сдержанно ярился он. — Мне нужно куда больше! Мне нужны пушки!

Четыре разнокалиберные пушки, отбитые когда-то у русских, были каплей в море. Правда, Абдулах-амину