Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов
До сих пор Эмили пряталась за историей о "подруге", рассказывая через чужой голос, а не своим собственным. Пришло время предложить ей понять, что собеседник – не ворчливый критик, а тот, кто вследствие схожего опыта способен понять и помочь.
– Во время аудита заметил странность – текучесть кадров аномально высока…, – тон был осторожный, почти медицинский, как если бы говорили о симптомах: тихо, но пристально.
– …, – на линии повисла пауза, длинная и натянутая, словно струна. Затем:
– ….
– Не хочу лезть не в своё дело, но та "подруга" – случайно не сотрудница "Теранос"? – вопрос без нажима, просто протянутая рука для поддержки.
– …, – снова молчание, и затем тихое:
– Может быть…, – слова, которые сами по себе были признанием.
– Это не просто любопытство. Был в подобной ситуации, поэтому понимаю. Если тяжело – готов помочь, – в голосе прозвучало не участие ради пиара, а стояние рядом, как опора.
История о борьбе, о подготовке коллективного иска, о выходе из тени с фальшивыми титулами – всё это пускало корни в разговор, превращая собеседника в возможного союзника.
– Но как это возможно? Ты же вышел на публику, участвовал в аудите…. Как такое совмещается? – растерянно спросила Эмили. Немало людей считали, что кто-то, кто собирался подавать иски, не мог одновременно оставаться в поле зрения компаний.
– Это была долгая борьба, и не всегда она означает поход в суд. Собранные силы и поддержка дают возможности для переговоров и решений, – спокойный, обдуманный тон, наполненный лёгкой надеждой:
– Иногда соседняя победа важнее личной триумфальной фигуры.
Обман – необходимый инструмент в этот момент: выдуманная тёплая история о том, как коллективное давление превратилось в уступки, должна была зажечь в Эмили убеждённость, что выход существует. Ничто так не вдохновляет на смелый шаг, как пример недалёкого успеха.
Тон разговора медленно менялся: из осторожного зонда переход в доверительную беседу, где каждый звук на другом конце провода – вздох, шорох бумаги, шаги за дверью – добавлял реализма. Эмили звучала уязвимо, но в этом голосе начинала просыпаться искра. Словно в ветхом саду, где большинство растений засохло от страха, одно маленькое семя снова дало росток – требовалось только чуть-чуть подкопать вокруг и пролить воду поддержки.
Вечер за окном стал гуще: гул машин, отдалённый лай собак – мир продолжал жить, а в разговоре на другом конце провода взращивалась надежда, которая могла превратиться в доказательство.
Когда человек видит, как кто-то рядом вырывается из тьмы к свету, внутри словно загорается искра – будто становится возможным всё, даже невозможное. Так соседи бегут покупать лотерейные билеты, услышав, что кто-то на их улице сорвал джекпот. Психология проста: если судьба улыбнулась ему, значит, может улыбнуться и мне.
Но в случае с Эмили всё было сложнее. Она не наблюдала со стороны – оказалась жертвой. Угнетённой, униженной, задавленной атмосферой офиса, где каждый шёпот мог стать доносом, а каждое слово – уликой против тебя. Тишина в трубке тянулась густо, как ночной туман после дождя. Потом, стараясь не спугнуть её осторожное доверие, прозвучал вопрос:
– С юристом советовалась?
– Пока нет.
Одно короткое признание, и маска про "подругу" окончательно слетела. Всё происходящее относилось именно к ней.
– Понимаю, просто не хватает смелости….
– Боишься, что узнают? – голос в ответ звучал мягко, но точно.
–….
– Здесь, в Кремниевой долине, все юристы так или иначе знакомы. Тяжело довериться, когда кажется, что любой адвокат может оказаться знакомым Холмс. Даже просто зайти в офис – уже риск.
Страх был не перед разговором с юристом – страх был перед тем, что кто-то заметит, как она решилась.
– Понимаю тебя прекрасно. Было то же самое.
Слова поддержки прозвучали негромко, как плед, наброшенный на усталые плечи. Потом – тихое предложение, будто шаг вперёд по зыбкому мосту:
– Хочешь, узнаю всё за тебя? У меня есть свой юрист. Можно осторожно прощупать почву, понять, какие шансы вообще есть….
В трубке послышалось едва уловимое дыхание – колебание, потом слабое:
– Ты правда сделаешь это ради меня?
– Конечно. Только нужно чуть больше подробностей, чтобы понять, как действовать.
Новая пауза. Потом тихий выдох.
– Знаешь….
И полился поток. Сначала робко, словно из узкого горлышка бутылки, потом всё сильнее. Рассказы о придирках, унижениях, бесконечных проверках.
– Шарма сказал, что я прогуливаю. Просмотрел месяц записей с камер, выискивая, где опоздание хоть на десять минут….
– А потом вдруг спросил, не расследует ли меня ФБР. Угрожал, что если придётся нанимать адвоката, то это обойдётся дороже моей годовой зарплаты.
Сцены, которые для стороннего уха могли звучать как фарс, для неё были реальностью – вязкой, липкой, обидной. В каждом слове дрожала усталость.
После её рассказа наступила тишина. Затем прозвучало ровно, без фальши:
– Ты пережила многое. Теперь всё будет иначе. Помогу.
А следом – предложение, выстроенное точно, как следующий шаг по лестнице:
– Один журналист расследует увольнения в "Теранос". Не хочешь поговорить с ним?
– С журналистом?..
– Да. Это тот, кому я рассказал о происходящем. Такие вещи нельзя замалчивать. Терпеть несправедливость – невыносимо.
Голос был спокойным, даже немного вдохновлённым. Казалось, говорил не о личной выгоде, а о правде.
– Если интервью будет… только по телефону….
Вот она – искра, подожжённая в нужный момент. Огонёк страха превратился в слабое, но настоящее пламя решимости.
Казалось, всё шло именно по плану. Слова утешения звучали уверенно, разговор близился к завершению. И вдруг в динамике – неловкая, почти шепчущая фраза:
– Хотела сказать спасибо. Правда. Никто не слушал, а ты… сам позвонил. Это много значит.
Тепло этих слов, простое и безыскусное, кольнуло под рёбрами. Внутри что-то дрогнуло. Ведь всё, через что прошла Эмили, не было случайностью. Каждая трещина в её жизни, каждое испытание – часть заранее подстроенной игры.
А благодарила она того, кто пустил этот камень первым. В конце концов, весь этот спектакль, как ни крути, пойдет Эмили на пользу.
– Да брось, не стоит благодарности.
***
