Архитектор душ - Александр Вольт

А вот в тот момент, когда ее рука коснулась массивной входной двери особняка и та, к ее удивлению, поддалась, оказавшись незапертой, все стало совершенно сумбурным, словно дурной лихорадочный сон.

Комната, в которой она его нашла, была словно логовом оккультиста: запах водки, какой-то отдушки от свечей, ритуальный круг на полу и сам Виктор Громов. Торжество. Вот он, ее мучитель, слабый и беспомощный.

Она собиралась его убить. Да, ей было страшно, руки тряслись, словно у матроса после трехдневного запоя, сошедшего на берег, но она готова была это сделать. Готова. Но что-то помешало. Неведомая сила обожгла ее руку ровно в тот момент, когда палец напрягся и вот-вот должен был нажать на спусковой крючок.

Алиса до сих пор чувствовала эту боль.

Затем было это кошмарное путешествие в порт. Она помнила, как непреодолимая сила сорвала ее со стула и потащила за ним как собачонку на поводке, сквозь грязь и дождь. Пришлось бежать, чтобы неизвестная сила не потащила ее волоком по грязи.

Унизительно. Чудовищно. Но еще более странным было то, что случилось потом. Громов, увидев их, не стал насмехаться или злиться, как он поступал обычно. Он выглядел… потрясенным.

И эта его реакция на труп эльфийки… Алиса видела его глаза. В них читалось такое удивление, словно с ним случилось такое впервые. И она бы поверила, если бы не знала, что коронер Громов был замешан в весьма неприглядных схемах, взяточничестве и замятых делах.

А потом эта сцена с покупкой одежды. Что это вообще было? Попытка подлизаться? Задобрить? Алиса так и не поняла, но не собиралась вестись на эту странную игру с его стороны. Он забрал у нее не только пристань и ангары. Плевать на них. Он забрал у нее самое дорогое — отца. И она не простит ему этого.

Она вела протокол в морге, наблюдая, как он работает. Несмотря на всю ее ненависть, она не могла не признать: что-то в нем изменилось. Да, его манера речи, эти едкие, спокойные подколки, его ироничные замечания — все это никуда не делось.

Громов все так же умел задеть за живое парой небрежных слов, как это было в порту, когда он говорил про ее возможное утопление. Но это была другая язвительность. Не злая, высокомерная жестокость, а… что-то другое. Алиса не могла подобрать точное описание к тому, что она испытывала.

Но одно могла сказать точно: в момент оккультного заклятия, которое точно сработало, в нем что-то изменилось.

Прежний Виктор Громов никогда бы не купил им сухую одежду. Он бы наслаждался их унижением, глядя, как они дрожат от холода. Он не стал бы давать воды госпоже Морозовой, когда ту стошнило. Он бы рассмеялся ей в лицо. И уж точно он не стал бы так жестко осаживать урядника Ковалева за его хамство. Тот Громов сам был таким же хамом, только в более дорогом пиджаке.

Этот же вел себя иначе. Он не был добрым. О нет. В нем чувствовалась твердость и какая-то уверенность в себе. В его действиях появилась странная и непонятная логика, лишенная мелкой злобы, присущей ему ранее.

«Мне придется таскать за собой двух кашляющих фурий. Это неудобно». Он объяснил свой поступок не заботой, а прагматизмом. И это, как ни странно, выглядело куда более правдоподобно, чем внезапное раскаяние.

А потом было это. Вскрытие. Она заставила себя смотреть, ожидая увидеть мясника, небрежно кромсающего тело. Но увидела хирурга. Его руки двигались так быстро и так точно, при этом абсолютно непринужденно, словно он был занят не вскрытием тела, а чем-то обыденным. Так просто, как нарезать хлеб.

Она видела человека, поглощенного своей работой.

И вот психея.

Когда она заглянула в грудную клетку мертвой эльфийки, то сначала увидела лишь то, что видит человек, не разбирающийся в анатомии — кровавое месиво. Но потом Громов что-то прошептал, и она присмотрелась. И увидела это чудо. Этот невероятный, переливающийся всеми цветами радуги клубок света.

Когда она училась в школе для обычных детей, ей несколько раз попадались в книгах картинки Психеи, и на картинках в старых книгах по «Энергии Мира» рисовали нечто подобное. Но сама Алиса никогда не думала, что ей хоть раз в жизни доведется увидеть то, что видят Мастера Инквизиции.

И он, Громов, казалось, был потрясен этим не меньше, чем они. А потом он прикоснулся к этому свету, и его будто ударило молнией. Пошатнулся, его лицо стало белым как мел, он тяжело дышал.

Алиса сидела на жестком стуле, держа в руках планшет с протоколом, и думала. Все же… все же почему-то ей казалось, что когда он провернул свой оккультный ритуал, с Виктором Громовым что-то случилось. Что-то непоправимое. Он не просто изменился. Он словно стал другим человеком. И это пугало гораздо больше, чем его прежняя, понятная и прямолинейная мерзость. Потому что с тем Громовым она знала, что делать. А с этим нет. Совершенно.

А вдруг… вдруг с ней тоже что-то случилось, и она пока этого не поняла?

Глава 7

Виктор Громов. Прозекторская

— Я видел ее смерть, — сказал наконец, нарушая тишину. Голос звучал глухо в подземной прозекторской. — Как и предполагал, ее убили.

Я встал со стула, пытаясь привести мысли в порядок.

— Не для протокола, — проговорил скорее, чтобы зафиксировать мысль и осознать ее в полной мере. — Этот… центральный сгусток психеи… от него, как мне показалось, расходятся тончайшие нити. Почти невидимые. Сотни, если не тысячи. Они словно пронизывают все тело как нервная система, только на ином уровне.

Я перевел дыхание, пытаясь облечь в слова то, что едва поддавалось осмыслению. Сердце все еще шумело в ушах.

— Создается впечатление, что эти нити как-то связаны с нашими органами. Это всего лишь догадка, основанная на визуальном осмотре, не более, — продолжал я рассуждать, прокручивая в голове все события от момента, как я коснулся «узелка». — И там, где тело получает серьезное повреждение… возможно, не только физическое, но и эмоциональное… на этих нитях образуются… какие-то уплотнения. Словно узелки на леске. Я прикоснулся к чему-то подобному у нашей покойной в районе шеи, и мне кажется, именно поэтому я и увидел то, что увидел.

Я скорее рассуждал вслух, чем вводил их в курс дела. С другой стороны — что мне терять? Они не могут мне навредить, и никому не расскажут то, что