Последний герой СССР (СИ) - Алмазный Петр

Я только пожал плечами. Что я ему скажу? Что ум — он дается при рождении, а разум прирастает с годами, с опытом? Да и зачем это ему знать?

На столе перед Сан Санычем лежал еще один документ.

— Формальности есть формальности, — произнес он, протягивая мне лист бумаги.

Я пробежался глазами по тексту — стандартный документ о неразглашении, только формулировки жестче обычного.

— Подпись здесь, здесь и здесь, — Сан Саныч ткнул квадратным ногтем в нужные места и сунул мне ручку.

Ручка оказалась перьевой, чернильной.

— Знаешь, что будет, если начнешь язык распускать? — спросил он, когда я поставил последнюю подпись.

— Представляю, — ответил я, возвращая документ.

— Нет, боюсь не представляешь, — Сан Саныч плотоядно усмехнулся и потер ладони. — Я тебе как-нибудь расскажу, — он просверлил меня взглядом и добавил:

— Но потом. А пока, держи. Ключи от служебной квартиры. Адрес Петр сообщит. — Он бросил на стол связку из двух ключей. — А это от машины. — Рядом упали еще одни ключи. — Серая «Волга» в гараже. Если разобьешь, я с тебя кожу сдеру, причем живьем. — он сделал паузу, ожидая моей реакции, но я спокойно ждал продолжения. — А это подъемные. — Он достал из ящика плотный конверт и шлепнул им по столу.

Я сунул ключи в карман, конверт положил в барсетку.

— Что, даже пересчитывать не будешь? — Сан Саныч скривился.

— А смысл? Себя вы не обсчитаете, а для меня эта сумма вообще сюрприз, — я пожал плечами. — Когда на работу выходить?

— Вот сейчас побеседуешь с генералом, он скажет. — я встал, направился к двери. — И, Влад, — окликнул меня Сан Саныч, впервые обратившись по имени, — оденься поприличнее. Чтобы я тебя больше в этих облитых хлоркой штанах здесь не видел!

— Понял, Сан Саныч, будет сделано, — ответил я, усмехнувшись: он даже не представлял, насколько я с ним солидарен по поводу варёнок!

— Поторопись, Рохлин специально задержался, чтобы поговорить с тобой.

В секретарской Петр по прежнему корпел с набором. Он глянул на меня и, на минуту отвлекшись от своего занятия, поднял руку, сложив из пальцев кулак.

— Но пасаран, — сказал он.

Я улыбнулся. Этот тип мне решительно нравился. Прошел к противоположной двери, постучал.

— Войдите. — Ответили мне резким, хрипловатым голосом, таким тоном, которым обычно дают команду: «Упал — отжался».

Открыв дверь, вошел в кабинет. Генерал Рохлин сидел за столом и что-то быстро писал в полевом блокноте.

— По вашему приказанию прибыл, — машинально произнес я.

Это уже где-то на подкорке — субординация. В армии служил лет сто назад, но все равно старые рефлексы дают о себе знать.

— Расслабся, не на плацу, — ответил генерал. — Присаживайся. Итак, Агеев Владислав, Витебская дивизия, Афганистан после учебки, а дальше что?

— А дальше операция «Магистраль», Паншер, легкое ранение. Потом госпиталь в Фергане, там же и дослуживал. Дивизию стали перебрасывать в Витебск, на место постоянной дислокации, но я уже был перед дембелем, решили оставить. В Ферганской долине неспокойно было, но вы это сами знаете.

— Знаю, — генерал кивнул. — Чем будешь здесь заниматься, сообщили?

— Нет. Даже в общих чертах не представляю. Первоначально пришел устраиваться водителем — тире — охранником.

— Что ты можешь сказать о Петре? — генерал внимательно смотрел на меня.

— Я с ним встречался два раза в жизни. Первый раз в компании перед армией, и второй раз вчера. Но портрет сложился вполне законченный. Он — ботаник, если сказать одним словом. — Сказал и тут же вспомнил, что слово «ботаник» еще не в ходу. Сейчас, в девяностом, таких называют «заучками» и «зубрилами». Но оговорка не серьезная, так что не стал исправляться. — Не от мира сего человек, живет больше идеей, чем реальностью. Не заглядывает в будущее, если оно не касается развития его научных гипотез. Постоянно в текущем моменте и предусмотреть последствия своих поступков вне науки не способен.В быту, скорее всего, совершенно беспомощен.

— Вполне объективный портрет, — Рохлин усмехнулся. — Книги писать не пробовал? У тебя бы получилось.

— Если доживу до пенсии, напишу мемуары, — в тон ему пошутил я.

— Ладно, теперь серьезно. Я вчера слушал твою беседу с Жоресом и Петром. Парень ты грамотный, за ситуацией следишь. С аналитикой все в порядке. И — что главное — крепко стоишь на ногах в реальной жизни. Будешь напарником Петра. Петр — голова, даже гений, но к сожалению во всем, что касается реальной жизни он хуже ребенка, в этом я с тобой соглашусь. Не приспособлен вообще. Каждый человек для него даже не друг, а брат и соратник по поиску смысла жизни. А дела предстоят серьезные. Твоя задача помимо прочих обязанностей, следить, чтобы с его головы даже волосок не упал. Особенно, в командировках и экспедициях. Подъемные получил?

— Да, — ответил лаконично.

— Завтра на складе получишь походную амуницию на себя и на Петра. Подгони под себя, ты знаешь как это делается, учить не надо. И помоги Петру. Петру в первую очередь, иначе он на первом же повороте берцы потеряет. Квартиры у вас на одной площадке, думаю, подружитесь. Завтра к девяти быть на совещании. Все, иди.

Рохлин пожал мне руку — крепкое, мужское рукопожатие. Я вышел. Посмотрел на Петра, тюкающего указательными пальцами по клавиатуре, и вздохнул. Вот даже не мог предположить, что буду нянькой при классическом «сумасшедшем ученом». А Петр, похоже, именно такой и есть. Почему-то вспомнился профессор из фильма «Назад в будущее». Петр даже внешне чем-то отдаленно напоминал Эммета Брауна: такое же облако вихров, высокий лоб, большие, почти круглые глаза. Разве что ботаник поплотнее и ростом пониже.

Петр закончил, оттолкнул клавиатуру и посмотрел на меня.

— Представляешь, чуть зуб не сломал! Прикинь, гайка каким-то боком в конфеты попала! — с восторгом воскликнул он.

— Да что ты говоришь? А диод съел и не заметил? — я не удержался от сарказма.

— Какой диод? Где? — Петр пододвинул к себе банку с монпансье, выудил детальку и, рассмотрев ее на свет, обрадовался:

— Э! Это не диод, это перспективная разработка! Модуль оперативной памяти, вместо биоса. Ты видел, какие биосы в этих гробах стоят? А раньше еще круче было — загрузочная дискета, — его передернуло.

Он снова посмотрел на детальку и ласково, будто живому человеку, сказал:

— А я тебя обыскался, маленький ты мой!

«Придурок, не вредный, но придурок», — я мысленно застонал, начиная понимать всю сложность предстоящей задачи.

— Петр, давай сейчас по пунктам. Я заеду домой, заберу вещи. Ты со мной или встретимся уже завтра утром?

— А у тебя дома мама, ужин, и супчик горячий, наверное? — мечтательно произнес он.

— Плюс-минус правильно. На счет супчика не уверен, но голодными точно не отпустит, — я улыбнулся.

— Тогда я с тобой! — Петр выключил компьютер и, сняв со спинки стула сумку, встал.

Ростом он был мне по плечо. Мой рост метр девяносто семь, трех сантиметров до двух метров не дотянул. Значит его рость где-то метр семьдесят восемь. Эдакий плотненький, но не толстый, лицо простецкое, в глазах любовь ко всему живому и какая-то детская доверчивость человека, с которым в жизни ничего плохого не случалось.

— Ты уже подписал бумагу о неразглашении? — спросил он, когда мы спускались по лестнице.

Я кивнул.

— Тогда немного введу в курс дела. Чем занимается наша контора? А занимается она тем, что ищет счастье, причем для всего человечества. Помнишь песню? — Он кашлянул и очень фальшиво напел:

— Будет людям счастье, счастье на века, у Советской власти…

— … длинная рука, — поморщившись, перебил его, произвольно закончив куплет. — Давай ближе к теме.

— А если ближе к теме, — произнес Петр неожиданно жестко, — то вот этой «длинной рукой» мы и являемся.

Глава 7

Вышли из здания и Петр уверенно направился к гаражу. Гараж находился под строящимися лабораториями, прямо под зданием. Неприметное место, наличие которого снаружи и не заподозришь.