Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин
Время – вот ключ. Окружающий средневековых русичей мир цикличен, строго подчинен смене времен года, и оттого торопиться им нужно только во время работы. Они словно сливаются с самим средневековым русским бытием, «растворяясь» в нем без остатка. Цикличность – это не только про природу, но и про великий круг жизни. Безусловно веря в загробную жизнь, средневековые русичи, пусть и стараются протянуть в земном мире как можно дольше, в целом не торопятся – зачем, если жизнь всего лишь пролог перед Вечностью?
Сказывается и так сказать эволюционный момент: люди со слабым здоровьем в этом времени не выживают совсем. Мозги – другой, требующий дальнейшего изучения вопрос, но в целом можно сделать промежуточный вывод: все взрослые люди в эти времена представляют собой лучший генетический материал, который нашелся в их родителях в момент зачатия. Исключения, конечно, есть – люди с синдромом Дауна например: в нашем монастыре один такой трудится водоносом, здоровенный парень лет семнадцати. Его все любят. Не только из Господом завещанного, исходно-доброго расположения к «юродивым», но и за безобидный характер и открытый, звонкий смех в ответ на нехитрые шутки.
Есть и обыкновенные инвалиды: например, безногий дядька Савелий, который трудится плотником и собрал для себя маленькую деревянную платформу с колесиками, на которой он лихо гоняет по монастырю. Для него даже доски поверх крыльца в «плотницком» жилом крыле, столовой и храме положили, навроде как пандусы.
К сожалению, не все такие как водонос-Юрка и дядька Савелий: на попечении монахов имеются и совсем беспомощные люди. Что тут скажешь? Не повезло, и спасибо тем, кто заботится о ближних. В будущем, когда деньги появятся, приют для таких людей открою, потому что небольшой сбой в генах или несчастный случай, и я легко мог оказаться на их месте.
Из храма до кухни я шел не один, а в компании кухонного персонала, которому было интересно:
- А скажи-ка, грек, - подкатил ко мне монах Андрей, тощий, сутулый из-за легкой степени сколиоза, красующийся жиденькой бородкой и бородавкой на носу мужик лет двадцати семи.
- Гелий, - с улыбкой перебил я.
- Гелий, - согласился тот. – Скажи-ка, Гелий, а не слыхал ли ты вчера ночью чего?
- Я в полночь почти лег, - развел я руками. – Как в яму темную провалился, не то что не слышал чего. А почему ты спрашиваешь, батюшка Андрей? Случилось чего?
- Да ты в голову не бери, - не захотел он делиться инфой. – Это наше дело, маленькое, а тебе своими заниматься должно.
Пренебрежение средневекового монаха задело. Ишь ты, командир нашелся, будет мне тут рассказывать, где я и чем заниматься должен. Но виду подавать не стану – может это вообще простенькая провокация на предмет прощупать мою реакцию и лишний раз напомнить: я здесь чужой.
- Спасибо за добрый совет, батюшка, - благодарно кивнул ему я.
- А скажи-ка, Гелий, - подкатил с другого бока тощий (это почти у всех здешних обитателей общая черта), чернобровый и кучерявый (актуально и для бороды!), обладающий круглым, добродушным лицом монах Павел. – Ты в каких землях бывал?
Это уже нормальный разговор – любопытство, как известно, не порок.
- В оттоманских родился и вырос, батюшка, больше не бывал нигде.
- В Цареграде? – с жадным интересом заглянул Павел мне в лицо.
- В Цареграде, батюшка, - подтвердил я.
Если на этом остановиться, Павел может обидеться, решив, что я не хочу с ним разговаривать. Но поговорить я не против, поэтому идем на контакт:
- Рассказать о нем, батюшка?
- Расскажи, - оживился он.
Не только Павлу интересно – монахи, прислужники и трудники уплотнили строй вокруг меня и отложили собственные разговоры. Даже Андрей уши навострил, хотя он меня не любит. Люди – всегда люди, даже если всю жизнь провели в монастыре. Скучно здесь, и любой иностранец, путешественник или хотя бы врун с богатой фантазией является источником интересностей.
- Оттоманской Империей правит Султан Сулейман-хан, - начал я излагать те немногие обрывки знаний, что помнил из учебников и роликов по истории (очень хорошо, что я был большим любителем последних) и обрывков разговоров местных жителей, что особенно актуально для персоналий, потому что имя турецкого султана я узнал от «богатырей». - Магометане считают его тенью Аллаха на земле, да смилостивится Господь над их заблудшими душами, - перекрестились. – А сам Царьград под магометанским игом стал тенью самого себя, - скорбно вздохнул. – Поэтому я расскажу тебе не о городе, где я вырос, а о том, каким он был во времена моего деда, - я зажмурился и вытянул руки к небу, глубоко и с широкой улыбкой вздохнув. – Царьград – величайший город мира. Древние соборы и храмы, длинные, извилистые улочки, всегда полные народу. Царьград – город торговый. На прилавках торговцев можно найти товары со всего мира: специи из Индии, фарфор и шелк из Китая, оружие и доспехи тончайшей работы французских и испанских мастеров, дивные картины итальянских художников… - открыв глаза, я продолжил, активно жестикулируя. – Сам город – это треугольник, окруженный мощнейшими стенами Феодосия, кои веками обороняли Царьград от врагов. Главное его чудо – Собор Святой Софии. Под его куполом, словно парящим на невидимой силе, кажется будто стоишь в самом центре мироздания. Золото мозаик, мерцание ламп… Я слышал, что Государь Всея Руси строит или уже построил великолепный собор? – исчерпав запас красноречия, решил дать поговорить монаху.
- Государь преумножает наследие своих предков и, будучи человеком набожным и удачливым в битвах, строит храмы в честь побед Русского воинства, - ответил Павел. – Полагаю, ты имеешь ввиду деревянный храм Покрова? Не жди многого – как и все храмы на Руси, благолепие его велико, но построен он из дерева и от этого простоват.
Ясно, Собор Василия Блаженного либо строить еще даже не начали, либо Павел о том не знает.
- Точно не знаю, - признался я.
- В Москве много красивых и величественных храмов, можешь выбрать любой, - подбодрил меня монах.
Окружающие рассмеялись, и я посмеялся вместе со всеми. Сплачиваемся,
