Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин
В конце забрасываю в рот немного листьев мяты, которая в обилии растет по всей Святой Руси. Антибактериальный эффект и свежесть дыхания гарантированы! Вечером и в середине дня, после обеда, я стараюсь повторять эту процедуру, а если нет возможности – хотя бы полощу рот чистой водой.
Дурной пример, как известно, заразителен, и сегодняшним утром вместе со мной чистил зубы пяток мальчишек – все по возрасту годятся в начальные классы, а здесь – в слабенькие и бестолковые работники формата «подай-принеси».
Грустно – деток в монастыре много, и это не потому, что они с малых лет решили посвятить жизнь Господу, а потому что идет война. Стоящая у ворот и просящая приютить женщина с группой детей (частью свои, частью «прибившиеся» сироты) нередкое зрелище. Братья монахи честно пытаются помогать беженцам – давать временный приют, кормить, вести успокаивающие беседы, но монастырь-то не резиновый. Другое очень печальное зрелище – это когда выбравшие лимит на пребывание в монастыре, сгорбившись от тяжелой доли, бредут из монастыря в неизвестность.
И рады бы монахи вообще всех и навсегда приютить, да физически не могут. «Квота на беженцев» в подконтрольных деревнях давным-давно выбрана, все способные трудиться сейчас или хотя бы через пару лет, когда подрастут, осели там в «приемных» семьях на правах батраков, а в самом монастыре теснятся как могут, давая как можно более длительный приют хотя бы детям.
Учат в меру сил даже – уроки чтения, письма да счета (последнего в основном, это полезнее) не останавливаются весь день. Деток за недостатком оборудованных классов учат в основном на открытом воздухе, на полянках за монастырскими стенами, чтобы не мешать тем, кто трудится внутри.
Ребята, однако, молодцы – зубки беречь надо даже молочные, потому что они потом заражают нехорошим коренные. Когда репутация позволит, начну пытаться приучать к этому и взрослых, а пока раздаем маленьким умницам по мелкой монетке из своих запасов. Они об этом обязательно расскажут всем, кому можно, и завтра утром я смогу оценить эффект.
- Напрасно ты это сделал, грек, - прокомментировал батюшка Никодим, сидящий неподалеку на чурке для колки дров. – Завтра все сбегутся, а когда у тебя монеток на всех не хватит, обделенные начнут требовать – мол, должен ты им. Нехорошо получится, обид будет много.
- Не «грек», а Гелий, батюшка, - вежливо поправил я. – Жалко деток очень.
- Очень, - признал Никодим. – Но то, что ты сделал, это не помощь, а медвежья услуга.
- Спасибо за совет, батюшка, - поблагодарил я. – Ежели плохое случится, это на моей совести будут, и разбираться с последствиями тож мне.
- Да я что, мое дело маленькое, - пожав плечами, он поднялся с чурки. – Я-то не иностранец с мешком денег и расположением батюшки келаря, - отправился куда-то по своим делам.
Ну вот, стоило совсем немного «высунуться», уже появились завистники. Никодим же не один такой – монахов много, и им тоже, полагаю, не очень-то приятно видеть как де-факто второе в монастыре лицо якшается с инородцем. Дело тут, впрочем, не в происхождении – просто я здесь новенький, случайно попавший, а ко мне вот такое внимание. Ну завидно!
Сейчас пойдут по монастырю разные небылицы обо мне, и во всех я буду получаться моральным уродом, тупицей и вообще нехорошим человеком. А там и до заговора недалеко. Нет, травить или убивать другим способом монахи меня не станут, но некоторые проблемы причинить могут. Буду держать это в голове и соблюдать осторожность.
Главная деятельность монахов – это молитва. Службы в храме идут одна за другой, днем и ночью. К счастью, я – не монах, и мне посещать нужно только заутреню с вечерей: первая начинается примерно в четыре часа утра и длится до семи – сейчас туда и отправляюсь. Из-за кухонной суеты лег я вчера поздно, почти в десять вечера, и поэтому ощущаю легкую сонливость. Вместо будильника я припахал послушника, который дежурит ночью в жилом корпусе, иначе хрен бы на зарядку и омовение встать вовремя смог.
Длинная служба привычна и моему телу, и собственно мне – не зря в прошлой жизни в храм ходил. Пение монахов, запах ладана, синхронное наложение крестного знамения – все это погружало в своеобразный транс, по истечении которого я всегда ощущал душевный подъем. Просит русская душа соборности, и это – правильно.
Привычка завтракать существует не во всех монастырях, но в нашем игумен имеет склонность ко греху чревоугодия, поэтому у нас он есть, и мне нужно на кухню, проследить за процессом. Иду не один, а в компании кухонных работников во главе с моими «патронами»: батюшкой келарем и поваром Михаилом. Нервничают:
- Хлеба напечь да яички сварить дело нехитрое, да только управимся ли ко времени?
- Перед обедом нервничать нужно, щас-то ничего, хлеба напечь и вовсе без кухни можно, был бы огонь.
По поводу переоборудования очагов в нормальные печи я с батюшками говорил, но эта новинка в жизнь воплотится еще не скоро: это же, считай, самых опытных поваров переучивать придется, а они с их безбожно коптящими очагами – основа кухни. Блин, а ведь не на батюшку келаря ополчатся, а на меня. Каждое нововведение – это обиженные монахи, чья профессиональная гордость была нещадно попрана инородцем. Ладно, будем надеяться на «крышу» в виде того же келаря, а в перспективе самого игумена. Последний в полном смысле важная фигура, потому что не только управляет монастырем, но и удостаивается почести представлять нашу Церковь за границей.
На самом деле мне даже интересно на что способны обиженные монахи в борьбе с элементом хаоса в своем отлаженном годами быте. Интриг я не боюсь: на примере батюшек келаря и Михаила, подкрепив это воспоминаниями о диалогах между «богатырями» во время моего путешествия на телеге, я убедился в том, что предки далеко не глупы. Да, у них нет системного образования уровня конца XX века, они знают об окружающем мире намного меньше, чем любой подросток из моих времен, но само то, как они говорят, заставляет понять многое.
Их речь медленная, но не потому что они плохо умеют складывать слова в предложения,
