Он вам не Тишайший (СИ) - Шведов Вадим

Смотрю на главу приказа Внутренней Безопасности и понимаю, что тот глубоко глядит. Но других вариантов я не вижу. Надо резать гангрену.

— Бояре и монастыри, Богдан Матвеевич, — отвечаю, глядя ему прямо в глаза, — и так недовольны. Поставь им солнышко — скажут, что жжёт. Поставь луну, — заявят, что света мало. Волнения? Они неизбежны в любом случае. Чего стоит куча недовольных нарушением порядка местничества? И раз уж им так хочется волноваться, то пусть волнуются по делу. А твоё ведомство и твои люди должны взять это дело под контроль. Заранее. Узнать, кто что замышляет, кто с кем шепчется. Предотвращать. А если не успели предотвратить… — Оборачиваюсь к Ромодановскому, который сидит, нахмурившись. — Григорий Григорьевич! Твои стрельцы готовы навести порядок, если…потребуются?

Ромодановский встаёт с суровым лицом.

— Государь, стрельцы — верные. Но… — Он запинается. — Жалование задерживается. У некоторых и за три месяца. Верность верностью, а терпение лопается. Не уверен, что в случае крупных беспорядков все пойдут безропотно. Особенно против боярских холопов, кои сыты и обуты.

Вот тебе раз. Проблема в проблеме. А если…можно обыграть? Сделать частью решения.

— Григорий Григорьевич, — говорю твёрдо. — Донеси до стрельцов. Чётко. От моего имени. Тем, кто будет помогать приказным людям наводить порядок с этими самыми белыми слободами, обеспечивать сбор налогов…Они не просто службу несут. Они казну наполняют. А полная казна — это их жалование. Вовремя. И в полном объёме. И даже…— делаю паузу для эффекта, — сверх того. Премия будет за усердие. За верную службу в нелёгком деле. Пусть знают, что их благополучие зависит от успеха этого начинания.

Вижу, как лицо Ромодановского проясняется. Углы губ чуть дрогнули — почти улыбка. Это аргумент, который стрельцы точно услышат.

— Сделаю, государь. Донесу. Думаю, поймут.

— Отлично. — Возвращаюсь к Ртищеву. — Фёдор Михайлович, белые слободы — хорошо. Огромный резерв. Но это не сиюминутные деньги, а они нужны здесь и сейчас. И побольше. Откуда ещё можно вытащить? Где у нас главный доход? Кроме налогов с чёрных слобод и крестьян?

Тот снова разворачивает свой свиток.

— Главный доход казны, государь, помимо налогов — это меха. Особенно соболь. Продажа за границу крайне выгодна и цены баснословные…

— Ну? — Подбадриваю я. — В чём проблема? Охотятся, везут, продают — казна полна!

Глава приказа качает головой, и на его обычно спокойном лице читается досада.

— Проблема, Алексей Михайлович, в том, что большую часть прибыли забирают купцы из посредников. Особенно те из них, кто имеет доступ к иностранным гостям (гостями называли крупных купцов). Они скупают мех у промышленников за гроши, а затем продают за золото. Казна получает мелочь.

Внезапно у меня в голове всплывает слово «монополия». Не зря ведь в «настолки» с парнями любил «рубиться». Сейчас точно можно использовать.

— Так, — говорю резко. — Меняем правила. Фёдор Михайлович, при твоём Приказе Большого Прихода создаётся…ну, скажем, Государева Соболиная Компания или ещё как-нибудь там её назови. Главное — смысл. Всю ценную пушнину пускать только через неё. Все иностранные гости обязаны покупать её лишь у Компании, по заранее согласованной цене. Никаких левых сделок! — Обращаюсь к Хитрово и Ромодановскому. — Ваши ведомства обеспечивают контроль. Жёсткий. Кто попытается в обход — конфискация, штрафы, тюрьма. Понятно?

Вижу, как у Ртищева загораются глаза. Он кивает быстро, энергично.

— Понятно, государь! Очень даже понятно! Это…это может дать огромный приток денег!

— На то и расчёт, — отвечаю удовлетворённо. — Что ещё? Хлеб? Ресурсы какие? Что можно поставить под контроль?

— Хлеб, государь… — Ртищев задумывается — Хлеб — это больше для внутреннего обихода, вывоз сложен. А вот…поташ. Зола. Для стекла, мыла, для краски в Европе. Очень востребован. И доход приносит огромный. Но ситуация…как с соболем. Купцы гребут, казна — крохи.

— Поташ…С этим надо повременить. Соболя, ладно. Охотники вышли и наловили. Здесь сложнее. Чтобы делать поташ, нужны предприятия с капиталом, а у государства его нет. Начнём давить, так останемся ни с чем. Но… — Вспоминаю, что поручил нашим академикам разобраться: а не можем ли мы сами что-то делать из этого поташа? Не просто сырьё вывозить за бесценок, а хоть какую-то первичную обработку здесь. Ребята, надеюсь, разберутся, а потом начнём обязывать у нас перерабатывать.

— Мысль здравая, Алексей Михайлович. Особенно если учесть, что соболя и поташ вывозить тоже проблема. Дороги… — говорит Ртищев.

Глава 6

Очень важное совещание

Перевожу взгляд на главу Ямского приказа, Алмаза Чистого. Тот сидит, стараясь выглядеть спокойным, но пальцы, нервно перебирающие край кафтана, его выдают.

Дурацкие дороги. Надеюсь, хоть здесь асфальт зимой не кладут, — мелькает у меня язвительная мысль. Глубоко вдыхаю, стараясь говорить ровно.

— Алмаз Иванович. Дороги…Соболи и поташ — это хорошо, но как их везти? Ты у нас за пути-дороги отвечаешь? Что скажешь? Почему у нас везде такая…разруха?

Чистой встаёт, слегка поклонившись. Говорит он устало, но без ропота.

— Государь. Проблемы…Они не просто есть. Они ужасные. Говорить о настоящих дорогах можно только в самых центральных уездах. И то…После дождей — грязь непролазная, колеи по пояс. Летом — пыль столбом, ухабы. Зимой можно хоть на санях, но снега заметают и проехать трудно. А вдали от Москвы? Там и вовсе направления, а не дороги. Посёлки, тропы лесные. Кое-где гати (древний тип дорожного покрытия, представляющий собой настил из брёвен) через болота, да и те гнилые, проваливаются.

— Почему так? Денег не давали на ремонт? — спрашиваю хмуро.

— Давали, государь, давали… — Чистой качает головой. — Но мизер. Хватало только на самое необходимое. Подлатать мост через реку у большой дороги, кое-где гать подновить. В основном силы и средства уходили на поддержание главных путей — на Тверь, на Смоленск, на юг к Туле и на восток к Нижнему Новгороду. Остальное…Остальное как было, так и есть. Денег на масштабное строительство новых или капитальный ремонт старых не выделяли годами. Людей не хватает, лошади казённые измучены.

В зале тишина. Все понимают масштаб сложностей. Ртищев хмыкает, мрачно глядя на столбики цифр в своих бумагах.

— Ладно, — отрезаю. — Строить новые дороги или капитально чинить старые — это дорого и долго. Сейчас не потянем. Говори, Алмаз Иванович, есть ли предложения. Что можно сделать побыстрее и с меньшими затратами? Что-то, что даст отдачу сразу.

Лицо Чистого вдруг оживляется.

— Есть, Алексей Михайлович! Реки! Наши реки — вот настоящие дороги. Широкие, глубокие. Особенно Волга-матушка. На стругах и дощаниках (русские плоскодонные парусно-гребные судна) можно перевозить грузы куда быстрее, дешевле и в несколько раз больше, чем на телегах по ухабам. Весной в половодье — вообще красота. Но и летом, осенью — путь надёжный, если наладить.

— А почему и здесь проблемы? С судами сложности?

— С ними как раз меньше всего. Надо будет, быстро поставят. Дело в другом. Во-первых, государь, разбойники. — Чистой начал загибать пальцы. — На реках орудуют ватаги лихих людей. Грабят купеческие караваны. И не только в глухих местах — под самой Москвой случается. Охраны у купцов мало, государство никак не помогает. Во-вторых, пошлины. Хаос полный. Каждый городок, уезд, что на берегу, — своих мытников (сборщиков торговых пошлин), свои сборы назначает. Торговый люд ноет, что везти невыгодно. В-третьих, пристани. Вернее, почти их полное отсутствие. Где причалить? Где товар перегрузить? Где струг отремонтировать? Всё самотёком. Портов на реках нормальных нет, в основном только естественные берега, да редкие пристанишки.

Слушаю, мерно постукивая пальцами по подлокотнику. Идея с реками кажется единственно верной в этой ситуации. Быстро, относительно дёшево, а потенциал огромный. Почему только сам не додумался? А что, прямо обязан всё знать?