Странные Земли - Андрей Стоев
— Живучий… — хмыкнул он. — Извини, Тёма, что так получилось. Сам же понимаешь — мне никак нельзя вас в живых оставлять. Сухой, конечно, сказал, что мы с тобой работаем безо всяких подлянок, но вот так уж получается, что у меня с Сухим дорожки разошлись.
Этот гадёныш и в самом деле чувствует себя виноватым, ну просто лечь и не встать! Да, лежу вот и не встаю — дурацкий каламбур получился, и совсем не смешной. Мне-то уж точно не смешно.
— Ты же не продашь эти рубины, — голос у меня больше походил на карканье.
— Продам как-нибудь, — легко отмахнулся он. — Есть у меня надёжные кореша, отстегну им долянку.
Эти же самые кореша тебя, придурка, и похоронят. А потом кто-то другой их похоронит — в таких делах всегда множество трупов. Промежуточные владельцы будут умирать до тех пор, пока россыпь не перейдёт к кому-нибудь серьёзному — да скорее всего, к каким-нибудь аристократам, вроде тех же Орловских или Арди. Но Феде-то точно конец, даже если ему удастся избежать вопроса, почему он вернулся один, и куда делись его спутники. Не то чтобы мне от печальных фединых перспектив было как-то легче, но всё равно немного согревало.
Федя задумчиво посмотрел на меня и начал было поднимать пистолет, но как раз в этот момент Миха застонал и зашевелился.
— Эх, Дерево, Дерево, — с огорчением покачал головой Федя, — даже сдохнуть нормально не можешь. Нет, ну правда, будто из дерева сделанный.
Он, всё так же укоризненно покачивая головой, поднял пистолет и выстрелил Михе в затылок. Потом повернулся ко мне, и по его глазам стало понятно, что настала моя очередь. Руку я успел засунуть в карман и уже сжимал рукоятку пистолета, но вынуть его никак не успевал. Можно было бы попробовать выстрелить прямо сквозь штаны, но Федя стоял очень неудачно, и карман был не настолько широким, чтобы попробовать прицелится, не вынимая из него руки.
— Прости, Тёма, — сказал Федя с искренним сожалением в голосе. — Не хотел я этого, но…
Слева раздался негромкий хлопок. Федька резко повернулся туда, а я выдернул руку из кармана и наконец-то смог более или менее прицелиться. Уже скинул предохранитель и был готов нажать на спуск, но в этот момент произошло нечто, заставившее меня застыть в изумлении. Федя вдруг издал какой-то неопределённый звук и начал падать лицом вперёд, как подрубленное дерево. Такой неожиданный поворот поразил меня до глубины души, но то, что случилось дальше, уже окончательно выбило из колеи и заставило заподозрить, будто я сплю, или сошёл с ума, или просто галлюцинирую на почве ранения. Один из кустов в стороне вдруг качнулся, а затем довольно бодро, слегка покачиваясь, пополз к лежащему Федьке и вполне уверенно на него вскарабкался. Куст немного подвигался, чтобы разместиться получше, а потом из него полезли тонкие корни, и Федя взвыл. В этом вое было столько боли, что я буквально оцепенел от ужаса.
Больше всего нас пугает непонятное и неожиданное, и это как раз был тот самый случай, когда происходящее было и неожиданным, и совершенно непонятным. И то, что я был не в состоянии ни убежать, ни даже уползти, делало происходящее ещё более пугающим. А когда задвигался ещё один куст и уверенно двинулся уже в мою сторону, мой страх окончательно перешёл в панику. Я, не обращая внимания на слабость и боль, начал отползать, отталкиваясь ногами, и у меня даже немного получалось. Получалось, конечно, не очень — несмотря на мои титанические усилия, я смог отползти самое большое на сажень, но этого хватило — жуткий куст, который к этому времени был совсем рядом, меня не достал. А может, и достал, только я этого уже не увидел. В голове у меня помутилось, в глазах вспыхнули и рассыпались цветные искры, и я почувствовал, как распадаюсь на мельчайшие части.
* * *
Я ничего не чувствовал. Не в том смысле, что потерял сознание — сознание, как ни странно, сохранилось. Вот только все чувства куда-то исчезли, и я рассматривал место, куда я попал, безо всяких эмоций. Очень странное место, надо сказать. Насчёт того, что я умер, у меня никаких сомнений не было — а какие здесь могли быть сомнения? — но вот на загробный мир это место совершенно не походило. Здесь никак не могли существовать ни бездушные слуги Морены, ни христианские ангелы, ни валькирии Одина. Это место вообще местом не было, и видел я его не глазами, а скорее, просто каким-то непонятным образом ощущал. Ощущал по-разному — иногда это было бесконечное пространство, заполненное различными объектами, иногда что-то вроде бесконечно возвышающейся надо мной гигантской пирамиды, а иногда всё сжималось в точку, в которой все эти загадочные объекты были и прямо во мне, и одновременно бесконечно далеко.
Можно было бы сказать, что от этого всего кружилась голова, но поскольку никакой головы у меня не было, то и кружиться вроде было нечему. Тем не менее всё это здорово сбивало с толку. Я попробовал сосредоточиться на каком-то одном образе, и после нескольких безуспешных попыток что-то получилось. Мир вокруг предстал в виде затянутого дымкой пространства, в котором плавали с трудом различимые сгущения, вроде небольших облаков. Не совсем облаков, конечно — облаками я их назвал про себя исключительно для удобства. Скорее, это были просто сгущения окрестной дымки без чётко выраженных границ.
Я присмотрелся к ближайшему небольшому облаку, и оно постепенно обрело более отчётливую форму, а внутри него удалось различить некие регулярные и очень сложные структуры — довольно чёткие в середине и расплывающиеся ближе к краям. Некоторые облака висели неподвижно, другие медленно куда-то плыли, а третьи резко и хаотично двигались, временами надолго замирая. Если это загробный мир, то это, наверное, души? И получается, что я тоже душа, и со стороны тоже выгляжу таким облаком? И главный вопрос: что дальше? Что мне теперь надо делать — вот так же бесконечно куда-то плыть?
Не то чтобы этот вопрос меня сильно волновал — никаких эмоций у меня по-прежнему не было, — но я понимал, что в этом месте наверняка есть какие-то правила, и лучше было бы им следовать. По крайней мере до тех пор, пока я не выяснил, что это за правила, и чем грозит их нарушение.
Пока я неторопливо предавался этим размышлениям, окрестный
