Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Так что за вопросы о джиннах тебя по хорошему нужно бы побить плетьми и гнать из города. Вместе с твоим господином ублюдком Нагудом! Но. Поскольку в «Преждесотворенной» сказано «прощай первый грех» — я тебя прощаю. Только один раз. Я даже отвечу тебе, тоже один единственный раз. Слушай внимательно, мальчик.
Все знания о джиннах даны нам в святых книгах, и говорить что-либо сверх этого — грех и прибавление своих слов к словам Творца, а это запрещено. Так что о джиннах я тебе не скажу ничего нового. Джинны обитают в пустынях и убивают путников, а городов они избегают. Шаэли умеют побеждать джиннов, но их мистические методы — тайна, закрытая для непосвященных. Я ничего не знаю об этом, и ни один башар не знает. А что до золотых девушек, да еще и крылатых… Сколько тебе лет, мальчик?
— Тринадцать, — признался я.
— Меньше думай о золоте, — посоветовал мне башар, — Жажда золота — мать всех грехов, как писано в «Преждесотворенной». И тем более меньше думай о девушках. Ты сейчас входишь в возраст, но жениться сможешь только как достигнешь шестнадцати лет, когда тебя обрежут и посвятят Творцу. А до того — даже не вздумай мечтать и рукоблудствовать. За это согласно Кодексам принцессы Зиш-Алис рубят голову. И в нашем городе этот закон свято блюдется, его не смогли запретить даже иноземные варвары-рыцари, захватившие нас. Больше молись, больше работай — вот лучшее лекарство от похотливых мыслей. И еще совет. Оставь своего сумасшедшего аптекаря и устройся работать грузчиком в порт. Работа грузчиком укрепляет тело, а в крепком теле дурные мысли не заведутся.
Башар отпустил мое ухо, и я убежал из зилмана в ужасе и ярости, рыдая прямо на улице.
Старый жрец не сказал мне ничего нового — все это я уже и так знал из книг. Знал, что джинны в древние времена отказались почитать Творца и за это прокляты навеки, знал, что джинны обитают в глухих уголках пустыни, знал что единственные, кто умеют истреблять джиннов — воины-шаэли, что они убивают джиннов своими мистическими силами, которые культивируют в себе посредством служения Творцу.
А больше про джиннов никто не знал ничего. Джиннов встречали и видели или шаэли, или обычные люди, которые никому уже ничего не расскажут, потому что встреча с джинном в пустыне, если ты не шаэль — это верная смерть.
Никаких книг про джиннов, судя по всему, не существовало, башар не соврал мне — эта тема была под полным запретом. Столь нечестивых книг, если они когда-то и были написаны, не было даже у Нагуда Лекаря, а ведь он считался самым свободомыслящим и безумным человеком во всем Дафаре…
В тот день я брел по улицам, охваченный злобой, ненавистью и самым черным отчаянием. О, как я хотел превратиться в черный вихрь, как это делала моя мама, и перемолотить всех прохожих в кровавую кашу! Я сосредотачивался, напрягал всю мою волю, но никаким вихрем не обращался, а так и оставался маленьким сломанным запуганным мальчиком.
Мне было тринадцать лет, я был почти что взрослым мужчиной, но в душе я так и остался восьмилетним, мое сердце будто навечно застыло в том возрасте, когда убили моих родителей и лишили меня всего.
Мне тогда казалось, что мне теперь будет восемь лет всегда, что умом я никогда не повзрослею, а так и останусь жалким, маленьким и напуганным, каким стал в тот страшный день. Я останусь таким, даже когда стану глубоким стариком…
Это меня пугало и очень злило. Я правда очень хотел превратиться в джинна, но все мои попытки стать злым джинном были бесплодными. Я мечтал об этом уже много лет, вот только не знал как же мне это сделать…
Еще раньше я размышлял над этим и догадался, что хоть я и джинново отродье, но я не похож на мою маму. Говорю я нормально, в отличие от мамы. Разве что стесняюсь и немного путаюсь, когда говорю с незнакомцами, ну или теряю дар речи от страха, когда говорю с женщинами. Женщин я тоже стал бояться, с того самого проклятого дня, когда одна женщина, моя мама, на моих глазах стала черным вихрем и убивала людей, а другая золотая женщина разорвала на куски мою мать…
Но это — лишь моя трусость. В этом нет ничего от джинна, это только лишь человеческое. Когда я говорю со знакомыми людьми, например, с Нагудом — я совсем не боюсь, и говорю очень грамотно и красиво. Не зря же я вырос и провел все мое детство до восьми лет с книжками в руках.
Моя речь не похожа на мамину. И я не езжу ночами в пустыню, как это делала моя мама.
Еще моя мама не старела… Тут я не знал, похож я на маму или нет. Взрослел я, как любой обычный мальчик, Нагуд Лекарь подтверждал это, потому что наблюдал за моим взрослением, например, измерял мой рост — ему это было интересно в целях изучения медицины. А до старости мне еще было очень далеко.
А еще я болел, как и все люди. А вот моя мама не болела никогда и ничем — этот факт я осознал уже только здесь, бежав в Дафар. Когда мама была жива — ни я, ни кто-то другой почему-то не обращали на это никакого внимания, считали это само собой разумеющимся.
Я же болел довольно часто, сказывалась моя работа — лекари вообще часто болеют, потому что имеют дело с болезнями, многие из которых заразны.
Выходит, что я никакой не джинн, а обычный мальчик?
Это мысль сводила меня с ума, заставляла желать мести моим врагам и смерти мне самому со стократной силой. Я не понимал, как так может быть… Где-то в глубине души я иногда все-таки надеялся, что все произошедшее было не зря, что в конце концов я открою в себе что-то важное, и оно даст мне силы, поможет отомстить. Я надеялся, что это такая игра, что Творец так жестоко играет со мной, испытывает меня, ведет куда-то…
Я не верил больше в Творца, но часть моей души все еще верила… Однако она ошибалась. Ничего просто напросто не было. Никаких игр, никаких ведущих куда-либо путей и никаких Творцов. Я не джинн, я просто мертвый сердцем мальчик, трусливый и сломанный.
В тот вечер на улицах Дафара
