Калейдоскоп ужасов: Захватчик - Купер Элли

Беа в ярости села на кровати. Она что, реально собирается делать вид, будто ничего не произошло?

– Как ты можешь вести себя дружелюбно и так непринужденно, хотя еще вчера пыталась убить моего друга?

Кимми закатила глаза, как будто Беа говорила что-то незначительное.

– Ей здесь не место. Эта комната – твоя и моя. А она была непрошеным чужаком.

– Она не была чужаком! Я ее пригласила.

– Но не я. И ты, кстати, не спросила меня, прежде чем привести ее.

– Я должна спрашивать твоего разрешения, чтобы пригласить друга?

– По-моему, вполне честно, – сказала Кимми. – Это моя комната и мой дом тоже.

Беа никак не могла выкинуть из головы образ Кимми, сидящей верхом на спящей Оливии и душащей ее.

– Кимми, ты чуть не убила ее.

Кимми пожала плечами.

– Ну не убила же.

– Только потому, что я остановила тебя.

Кимми рассматривала свои идеально отполированные розовые ноготки, как будто ей было скучно.

– Я могла остановиться в любой момент, когда захотела бы. Просто тогда я еще не была уверена, что уже хочу.

Беа почувствовала, как холодок пробежал по ее спине от того, насколько холодно звучал голос Кимми. Она вдруг поняла, что прижимает колени к груди, пытаясь установить хоть какую-то преграду между собой и девочкой-призраком.

– Кимми, мне кажется, я тебя боюсь, – прошептала она.

Внезапно холод прошел, и Кимми захихикала.

– Но, Беа, это же так глупо! Как ты можешь бояться того, кто просто хочет быть твоим лучшим другом?

– Ну, если она пытается убить других моих друзей…

– Ну хорошо, – сказала Кимми. В ее голосе звучали нотки раскаяния. – Признаюсь, да, я немного приревновала тебя. Я знаю, что у тебя есть другие друзья, когда ты ходишь в школу или еще куда-то. Но я не могу выйти из дома. У меня есть только ты. Ты и наша комната. Так что я считаю вполне честным просить тебя проводить время только со мной, когда ты в комнате. Логично?

В каком-то смысле да, это было так. Но с другой стороны, Беа почувствовала себя неуютно.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Беа. Так всегда отвечал ее папа, когда кто-нибудь говорил что-то, с чем он не был согласен, но не хотел спорить. – В любом случае, Кимми, я не спала прошлой ночью, так что мне правда нужно лечь спать.

– Вы, живые, всегда спите или едите, – сказала Кимми. – Так много лишних хлопот. – Она похлопала Беа по ноге. – Хорошо, я пойду, но сначала ты должна пообещать, что не злишься на меня.

– Обещаю, Кимми, я не злюсь на тебя, – ответила Беа. Интересно, она говорила это всерьез? Беа решила, что, пожалуй, да. Она совсем не злилась на Кимми. То, что она чувствовала, было страхом.

– Хорошо, я дам тебе немного поспать, – сказала Кимми и исчезла.

Но она ведь все еще была в комнате? То, что ты не видишь Кимми, совсем не значит, что ее нет здесь. Беа долго не могла заснуть.

Сон, в который она наконец-то провалилась, был беспокойным. Ей снились руки, обхватившие ее горло, и пальцы, зажимающие ее ноздри. Беа резко проснулась, тяжело дыша. За окном серело раннее утреннее небо. Сегодня воскресенье, так что Беа не нужно было вставать рано, но заснуть снова она уже не могла: от пережитого страха глаза отказывались закрыться, живот сводило, а разум был наполнен мыслями о Кимми. Она больше не уснет. Беа потянулась и включила лампу на тумбочке.

Она оглядела свою комнату. Но свою ли? Ведь Кимми определенно считала эту комнату своей. И не только комнату, но и саму Беа. И кажется, была готова в самом прямом смысле слова уничтожить любого, кто встал бы между ней и ее «лучшим другом».

Все это выглядело странно. Беа очень мало знала о том, какой была жизнь Кимми, когда та была жива. Да, она знала, например, какие песни, музыкальные клипы или аркадные игры нравились Кимми, но никогда не слышала, чтобы та рассказывала что-то важное из своей жизни. Вместо этого ей нравилось слушать, как Беа рассказывает о себе, как будто питалась энергией этих историй.

Вдруг Беа вспомнила. Ну конечно! Коробка с пропавшими вещами. Кимми что-то говорила о шкафе, где она всегда хранила свои секреты. Беа встала с кровати и открыла дверцу.

Старая обувная коробка все еще лежала там, и Беа заглянула внутрь. Там была пара ее розовых носков, которые, как она раньше думала, съела сушилка для белья, и пятнистая заколка для волос, которой она почти никогда не пользовалась. Пожалуй, можно разрешить Кимми оставить эти вещи. Они не были ценными семейными реликвиями.

Вдруг она заметила что-то в самом шкафу. В правом заднем углу не хватало куска стенки, а отверстие было прикрыто дощечкой.

Что это? Она отодвинула дощечку и заглянула внутрь дыры, опасаясь мышей или крыс… или еще чего похуже. Но она нашла книгу. Это был маленький розовый ежедневник из искусственной кожи, украшенный выпуклыми облаками и радугой.

Открыв его, на первой странице Беа прочла: «Этот дневник принадлежит…» Крупным петляющим почерком было выведено: «Кимберли Карр, 1985 г.». На этой же странице в разных углах тем же почерком были написаны предостережения: «Руки прочь!», «Только для моих глаз» и «Если прочтешь это, пожалеешь!»

Беа вздрогнула. Неужели в комнате стало холоднее? Она надеялась, что эти предупреждения предназначались только для членов семьи Кимми, когда Кимми была жива. Но даже в этом случае было небезопасно читать дневник в своей комнате, когда за ней наблюдала невидимая Кимми. По тишине, царившей в доме, она поняла, что все еще спят, так что у нее есть отличный шанс спуститься с дневником вниз и прочесть его в уединении.

Она села на диван и стала читать. Тут же на диван вскочил Дево, чтобы сесть к Беа на колени, но, понюхав дневник, вдруг зашипел и метнулся прочь.

– Ты самый странный кот в мире, Дево, – пробормотала Беа. Она открыла дневник и начала читать:

12 ноября 1985 г.

Снова под домашним арестом. На этот раз за то, что сбежала из дома посреди ночи. Я не делала ничего плохого. Но иногда я просыпаюсь и чувствую себя животным, запертым в клетке, и все, о чем я могу думать в такой момент, – это бежать, бежать, бежать. Вот я и убежала, меня поймали, и теперь я застряла здесь «для моего же блага». У меня самые жестокие родители в мире. Я уже давно не ребенок и устала от того, что со мной обращаются как с маленькой. На днях папа забрал меня из школы и при всех назвал Винни-Пухом. Худшее унижение в жизни.

Подобных записей было много, где Кимми писала о том, как она злится на родителей, учителей и других детей. Но одно имя всплывало снова и снова:

Сегодня Кристи Бенджамин пролила виноградный сок на мой новый бело-розовый свитер. И кто бы сомневался, это был красный виноград, а не белый. Она сказала, что не нарочно, что это несчастный случай, но она смеялась надо мной, как и ее гнусные друзья. Я пыталась отстирать свитер несколько часов, но пятно так и не ушло. Хуже того, на последний школьный бал Эндрю Саттон пригласил Кристи, а не меня. Без Кристи Бенджамин мир стал бы лучше.

Увидев следующую запись в дневнике, Беа похолодела от ужаса и наконец поняла, почему Дево шипел на книгу:

5 декабря 1986 г.

Кристи Бенджамин со мной в одном классе по химии. А ведь иногда в химических лабораториях случаются несчастные случаи. Разливы химикатов. Взрывы. Когда Кристи пролила сок, который так и не отстирался с моего свитера, она сказала, что это был несчастный случай. Что ж, я покажу ей, как выглядит настоящий несчастный случай. Я уже говорила, что мир стал бы лучше без Кристи Бенджамин. Теперь я это докажу. Сделаю мир лучше.

Беа отчаянно листала страницу за страницей, пытаясь узнать, что же в итоге произошло, но записей больше не было.

В груди все сжалось, ладони вспотели. Неужели Кимми правда сделала что-то ужасное с девочкой, которая задевала ее, или дневник был для Кимми просто способом выпустить пар, когда кто-то ее злил? А злили ее, судя по всему, часто.