Повести и рассказы - Джо Хилл
Макс качнулся — закружилась голова, и отец подхватил его под руку.
— Отлично, — шепнул он сыну в ухо, обняв его так, что затрещали ребра.
Макс невольно вспыхнул от удовольствия — еще бы, за здоро́во живешь суровый отец хвалить не станет — и тут же скривился от омерзения.
— Прекрасно понимаю тебя: не так-то просто решиться нанести ущерб вместилищу человеческого духа, даже если душа покинула тело.
Отец не отпускал его, и Макс, рассматривая рот миссис Качнер с аккуратным рядом верхних зубов, вспомнил девушку с фотографии и головку чеснока, втиснутую меж ее челюстей.
— Почему у нее не было клыков? — спросил он.
— Хм… О чем ты?
— Та девушка со снимка, которую ты убил… — продолжил Макс, глянув отцу в глаза. — У нее ведь не было клыков.
Отец долго с недоумением смотрел на сына, затем объяснил:
— Когда вампир испустит дух, клыки исчезают. Были — и нет.
Он разжал объятия, и Макс наконец вздохнул полной грудью. Отец выпрямился.
— Это еще не все. Вампиру следует отсечь голову, предварительно забив рот чесноком. Рудольф!
Макс скосил глаза. Отец сделал шаг назад, и в руке у него, откуда ни возьмись, появился топорик. Руди взлетел на третью ступеньку лестницы и стоял там, прислонившись к стене и прижав руку ко рту. Брат бешено замотал головой, подавляя рвущийся из горла вопль.
— Я все сделаю, — сказал Макс, ухватив топорик за рукоять.
Он не сомневался в своих силах. Видимо, готовность бесстрастно терзать чужую плоть, не боясь кровавой работы, была заложена в него еще в детстве, и Макс, придя к такому выводу, ужаснулся.
— Нет-нет, — остановил его Абрахам, перехватив топорик и оттолкнув сына от стола.
Макс ударился об угол, и несколько колышков скатились вниз, глухо брякнув о пыльный пол.
— Подними их.
Руди рванулся к двери и тут же, поскользнувшись на ступенях, упал со всего маху на колени. Отец вцепился ему в волосы и подтащил к столу, швырнув мальчика на пол. Руди перевернулся на спину и завизжал не своим голосом:
— Пожалуйста! Прошу, не надо! Я боюсь, не заставляй меня, папа!
Макс шагнул вперед, зажав в одной руке молоток, в другой — несколько колышков, собираясь вмешаться, однако Абрахам, резко обернувшись, схватил старшего сына за локоть, и толкнул его к лестнице.
— Поднимайся. Немедленно!
Пихнул еще раз, и Макс упал на ступеньки, жестоко ударившись голенью. Абрахам наклонился к лежащему Руди, пытаясь поймать того за руку, однако мальчик выскользнул и кинулся на четвереньках в дальний угол подвала.
— Давай, сын. Я помогу. Шейка у нее тоненькая, много времени это не займет.
Руди замотал головой, вжавшись в бункер для угля, и отец швырнул топорик на пол.
— Тогда будешь здесь сидеть, пока не появится подходящее настроение.
Он развернулся, схватив Макса за руку, и вновь подтолкнул того к выходу.
— Нет! — завопил Руди, вскочил на ноги и метнулся к лестнице.
По пути мальчик запнулся о рукоятку топорика и рухнул в пыль; снова рванулся вперед, однако Абрахам вывел старшего сына из подвала и захлопнул за собой створки. Руди ударил плечом в дверь, но отец уже повернул в скважине серебряный ключ.
— Пожалуйста! — кричал Руди. — Мне страшно! Выпустите меня!
Макс встал в кухне, изнемогая от звона в ушах. Хотел попросить отца прекратить истязание и открыть замок… увы, слова, как всегда, не могли пробиться сквозь сведенное судорогой горло. Его руки бессильно повисли вдоль тела, кисти отяжелели, словно налившись свинцом. Хотя при чем тут свинец? Он до сих пор сжимал молоток и колышки.
Отец остановился, упершись мощным лбом в закрытую дверь — переводил дыхание. Наконец он обернулся — волосы взъерошены, воротник сбит набок.
— Видишь, на что он меня толкает? Твоя мать была точно такой же упрямой истеричкой: ни черта не сделает, пока не прикажешь. Я пытался…
Старик глянул на сына, и за миг до удара молотком на его лице отразились ужас вперемешку с удивлением. Макс угодил ему точно в челюсть. Хрустнула кость, и отдача потрясла руку Макса до самого локтя. Абрахам упал на колено, и сын вторым ударом сбил его на пол. Веки старика опустились, и он уже начал терять сознание, когда Макс уселся на него сверху. Абрахам снова распахнул глаза и попытался что-то сказать, но с Макса было достаточно. Долгих разговоров он не любил, и сейчас ему было не до болтовни. Предстояло поработать руками, а к этому Макс ощущал природную склонность. Может, для того и появился на свет.
Он установил острие колышка, как показывал отец, и ударил молотком по рукояти. Рассказы старика оказались правдой: Абрахам выл, кощунствовал и бешено вырывался, однако вскоре все было кончено.
Перевод: Виталий Тулаев
Лучше, чем дома
Joe Hill. "Better Than Home", 1999
Отец мелькает на телеэкране. Вот-вот его снова выкинут со стадиона — это уж как пить дать. Фанаты на «Тайгер-стадиум» тоже об этом догадываются — восторженно шумят и гудят на трибунах. Хотят, чтобы папу вышвырнули. Предвкушают.
Главный судья — Уэлки — пытается сбежать от папы, но тот преследует его по пятам, засунув правую руку в штаны. Левой он бешено жестикулирует. Комментаторы оживленно трещат, рассказывая телезрителям, с чем не согласен отец. Судья же его словно не слышит.
«Судя по развитию событий, эмоции вскипели бы рано или поздно», — говорит один из комментаторов.
— Джессика, ты только глянь, — нервно смеется тетя Мэнди. — Глянь, как Эрни себя накручивает!
Мама встает в дверях кухни, посматривая в телевизор, и устало прислоняется к косяку, скрестив руки на груди.
— Видеть это уже не могу, — говорит Мэнди. — Одно расстройство.
Тетя расположилась на одном конце дивана, я — на другом, поджав под себя ноги. Не могу усидеть на месте — постоянно раскачиваюсь. Засел внутри какой-то чертик, не дает смотреть спокойно. Я в волнении открываю рот, и происходит то, что со мной частенько бывает. Забываюсь, и тонкая струйка сочится изо рта на подбородок. Всегда одно и то же: стоит разволноваться, и тут же начинается кап-кап. Когда переживаю
