Хозяин Чураево. Исчезнувшие в снегах - Елена Владимировна Ляпина
Он услышал скрежет запираемого засова и сошел с крыльца во двор, скинул с себя шапку и тулуп, зарыл их в снег, чтобы избавиться от тления и запаха гари. Чтобы занять чем-то себя и не замерзнуть, Андрей продолжил дальше колоть дрова, не обращая внимания на горящую боль от ожогов. Время от времени он бросал взгляд на окно гостиной (одно выходило во двор, остальные три на улицу) и видел там мелькающие тени.
Ему казалось, что он сейчас чувствует присутствие самого бога Чура. Он будто видел его в образе огромного лося, и этот образ чудился ему – то в замысловатой тени на шторах; то в темном облаке, зависшем над домом; то в клубящемся дыме от печной трубы; то в расположении звезд. В какой-то момент Андрей не выдержал и упал на колени, впился голыми руками в замерзший твердый снег и, направив свой взор на мерцающие звезды, стал молить небо и провидение, чтобы они помогли этому чужому для него мальчишке выжить.
Вскоре дверь распахнулась и Олефтина пригласила его в дом.
Андрей вошел осторожно, словно боялся потревожить что-то священное, тихонько запер дверь, у порога стащил с себя почерневшие валенки, и только потом прошел в горницу. Электричество нигде не было зажжено, лишь одинокая лампа на столе давала немного скудного света. Его диван был теперь отгорожен ширмой, и Андрей не видел за ней парнишку.
– Как он? – шепотом спросил Андрей у Олефтины. – Жив?
– Жив, – ответила она.
– Это хорошо, – расплылся в улыбке Андрей.
На душе сразу стало радостнее и светлее, будто его дальнейшая судьба зависела от жизни этого мальчика. И вдруг, через преследующее его обоняние невыносимое ощущение запаха гари с пожарища, он внезапно смог уловить мягкие нотки ладана и сандала, и какого-то ещё, неизвестного Андрею вещества, столь же насыщенно пахучего и стойкого, как эфирное масло или как сосновая смола. Всё это успокаивало и немного кружило голову.
– Раздевайся, – вдруг бросила ему Олефтина, мельком окинув его с головы до ног пронзительным взглядом. – Теперь займусь тобой.
Будто просканировала, подумал Андрей, стаскивая с себя вязанный свитер; поморщился, когда задел швом запекшуюся корочку ожога на плече.
– Штаны тоже сымай, – велела она.
Андрей вздохнул, но послушно скинул с себя обгоревшие джинсы и носки, оставшись в одних трусах. Олефтина цокнула языком и покачала головой при виде татуировок, украшающих его грудь и плечи; затем внимательно оглядела его со всех сторон, даже дернула резинку трусов, отчего он немного смутился.
– Чего стесняться-то? – удивилась она. – Я же тебя купала маленького, повидала всякого.
– Это было давно, с тех пор я изрядно вырос, – усмехнулся Андрей.
– Вижу. Сядь на стул.
Он уселся туда, куда было велено, а она повернулась к столу, к небольшому глиняному горшку с широким горлышком, и стала собирать с него вздувшееся белое месиво, напоминающее одновременно растаявший воск, тягучий мед и дрожжевое тесто. Олефтина снимала его словно пенку, и оно вновь набухало в горшке, поднималось из-за краев. Она мяла и катала в ладонях шарик, всё накладывая и накладывая поверх него очередную снятую порцию пенки. Наконец, она повернулась к Андрею и стала размазывать по его телу это получившееся снадобье – по тем местам, где краснели ожоги, где уже надулись пузыри. От липкого вещества сразу стало легче; там, где белая плотная мазь накрыла его ожоги, почти перестало гореть.
– Что это за бальзам? – спросил Андрей, осматривая свои теперь побеленные руки и ноги.
Ещё ему Олефтина намазала кое-где на спину, на бока и на грудь. Вскоре полужидкая субстанция стала твердеть и превращаться в засохшие корочки.
– Сварог, – ответила она, мазнув остатки ему на щеку.
– А что это такое?
– Сваренное особенным способом лечебное снадобье на основе яичного масла, – сказала она. – Не раз я лечила сварогом твои ушибы в детстве, ты разве не помнишь?
– Нет, – Андрей пожал плечами.
– Выпей вот это.
С этими словами она подала ему кружку с чем-то насыщенно-зеленым, будто свежескошенную траву только что перемолола и отжала сок. Андрей подозрительно уставился на напиток.
– Это зелье? – на всякий случай уточнил он.
– Пей без лишних разговоров, – велела она.
Андрей выдохнул, словно собирался опрокинуть полную рюмку водки, и одним залпом опустошил кружку, поморщившись от кисловато-горьковатого привкуса.
– Сегодня ты спишь там, – кивнула Олефтина на печь, откуда уже свешивался край лоскутного одеяла.
– Хорошо, – согласился Андрей. – А можно хоть краем глаза взглянуть на спасенного мной парнишку? – попросил он.
Олефтина несколько мгновений оценивающе рассматривала Андрея, затем разрешила. Она немного отодвинула половинку ширмы, и Андрей наконец-то смог увидеть мальчишку. Это был худенький щуплый подросток, темноволосый, коротко стриженный. Вокруг постели со всех сторон – на тумбочке, на полках, на придвинутых к дивану табуретках – стояло множество самодельных глиняных аромаламп. Маленькие свечи нагревали дно чаш, в которых лежало по белому пористому комку, под действием температуры из веществ отделялся белый пар и поднимался вверх, наполняя комнату тем самым незнакомым Андрею ароматом, что так яростно пробивался сквозь намертво въевшийся запах гари. Больше всего его заинтересовало некое приспособление наподобие аламбика: пузатый стеклянный сосуд с маслом нагревала толстая свеча, и пары поднимались по прозрачным трубкам до некоего распределителя, а потом по уже тонким гибким резиновым патрубкам спускались до самых ноздрей мальчика.
Парнишка спал тяжело дыша, иногда покашливая, выпуская из легких черный дым. Он был весь обмазан белым сварогом, как и Андрей, ещё вдобавок Олефтина обложила парнишку снегом, и кое-где он уже подтаял, в полиэтиленовых мешочках скопилась талая вода. Андрей вдруг почувствовал жалость к этому неизвестному подростку, чудом выжившему на пожаре, но потерявшему только что своих родителей. Длинные черные ресницы красиво лежали на щеках мальчика, и сам он был вполне симпатичный, вырастет и будет настоящим красавцем, если только следы от ожогов не испортят его лицо. «Вот поправится паренек, и будут по нему все девчонки в деревне сохнуть, –подумал Андрей и по-отечески улыбнулся. – А шрамы только украшают настоящего мужчину».
– Познакомься, Андрей, это твой сын – Роберт, – тихо произнесла Олефтина, и её глаза при этом дьявольски блеснули.
Глава 10. Утро первого января
