Фантом. Инженер системы 1 - Игорь Ан
Всё это пронеслось в голове за короткое время.
Горячая маслянистая вода накрыла меня с головой. Но я почувствовал, как лезвие вошло во что-то упругое.
Мощный рывок едва не вырвал оружие из рук. Я держал и давил. Меня потащило вперед, словно я встал на вейкборд, но еще на вышел на поверхность.
И вдруг я остановился.
[Опыт + 10
3378 / 500
Удачи, игрок!]
Отлично! Еще одна готова.
Сгруппировавшись, я уперся ногами в труп рыбины, выдернул нагинату из пробитой головы, тут же оценил диспозицию.
Малой барахтался метрах в трех слева. Он не кричал, но я видел, что его силы заканчивались — цепь с большим и тяжелым кольцом, которое успела выплюнуть рыбина, тянула под воду. До пирса метров десять — сам не выберется. Чёрт!
Справа скользнула темная тень. На миг показался острый плавник и тут же ушел на глубину.
Соленая вода слепила глаза, нагината норовила выскользнуть из рук, но я одним рывком оседлал медленно дрейфующий труп твари, которую только что убил.
Удар снизу выбросил меня из воды на пару метров, сбил дыхание и заставил вспомнить, что у меня есть внутренние органы: почки со всей дури ударились в таз. В глазах потемнело.
Вода привела меня в чувство. Главное не дать твари откусить что-нибудь. Отрастить новую ногу вряд ли удастся.
Я принялся колоть нагинатой вниз наугад, стараясь не выронить оружия. Одновременно с этим выискивая хоть какую-то опору. Рыбина, похоже, снова поднырнула под меня.
Поверхность бликовала. Яркие солнечные лучи, отражаясь от воды, лишали меня любой возможности видеть.
Я нырнул и открыл глаза под водой. Плевать на выжигающую сетчатку соль!
Темное пятно подо мной сплелось в клубок и развернулось.
В тот момент, когда тварь была совсем близко, я сунул ей в раскрытую пасть нагинату. Клинок провалился, почти не встретив сопротивление. Еще немного, и рука оказалась по плечо в пасти твари, но в тот момент, когда рыбина уже готова была сомкнуть челюсти, судороги пошли по её телу. Не знаю, что я там повредил, но тварь сдохла.
Я тут же получил сообщение о победе над монстром и свои заслуженные десять копеек.
Выдернув руку с нагинатой, я оттолкнул тварь в сторону ногой. Огляделся. Поддерживать себя на плаву одной рукой, да еще в промокшей, в миг потяжелевшей одежде, оказалось непросто.
Малого нигде не было видно.
Лодка наконец закончила цепляться за жизнь, и тоскливым стоном провалилась под воду. Какое-то время вода у причала бурлила выходящим из трюма воздухом, но это быстро закончилось. Вокруг плавали только дохлые твари, обрывки разодранной одежды, да безногий треп одного из пиратов — воздух надел одежду на спине и пока держал его на плаву.
Я нырнул.
Не выпуская нагинату из рук, огляделся. Совсем рядом погружалось на дно хилое тельце, увлекаемое в пучину стальными звеньями чёртовой цепи. Малой уже не барахтался, похоже, потерял сознание.
За три гребка я догнал его. Я схватил тонущего ребёнка под мышки. Он был удивительно лёгким, почти невесомым. Его широко раскрытые глаза безучастно смотрели куда-то мимо. Замолотив ногами, я попытался всплыть. Цепь оказалась тяжелее, чем я думал. Вместо подъема мы медленно, но верно погружались вниз.
Легки жгло, хотелось вдохнуть, но сделай это, и я — труп.
Пришлось отпустить малого, быстро всплыть, сделать глоток и снов нырнуть.
На этот раз у меня был план.
Я не знал насколько глубокая здесь бухта, но вряд ли десятки метров. Сквозь мутную пелену воды, я видел смутные очертания дна.
Вновь схватив малого, я повлек его за собой вниз.
Наконец — дно! Все происходило медленно, словно в невесомости, но мне не привыкать. Я нащупал звенья цепи, рубанул нагинатой. Удар вышел медленный — цепь выдержала. Главное было отсечь многокилограммовое большое кольцо. Сама цепь не такая уж и тяжелая. Еще удар! На этот раз я смог. Пять миллиметров металла не выдержали натиска системного кинжала.
Теперь — быстро вверх. Рывок! Ноги стали словно бревна, нет, словно взведенная пружина арбалета. Я почувствовал, как это чувство разливается по мышцам от голени до бедер. Чуть присел и оттолкнулся.
Торпедой взмыл почти к самой поверхности. Последний метр добавил гребками: одной рукой держал малого, ей же оружие, а второй греб.
Раскаленный воздух казался нектаром для изголодавшихся легких. Я вдохнул раз — другой и погреб к пирсу.
Спущенная в воду лесенка оставляла ржавые следы на ладони, нагината цеплялась за ступеньки, не давая спокойно втащить малого наверх. Пришлось ненадолго расстаться с ней, зашвырнув на пирс. Там она звонко ударилась о бетон, издав мелодичный звук.
Малого я перехватил одной рукой под мышки и потащил за собой. Худющий, весь облепленный лохмотьями одежды, неожиданно он перестал быть пушинкой. Может быть просто силы покидали меня, не знаю. Я выдохся от этого морского боя, чувствовал, что вот-вот свалюсь, неспособный двигаться. Но всё же, я смог. Вытащил малого на пирс.
Мы повалились на горячий бетон. Маслянистая вода стекала тонкими ручейками. Миг — и я вскочил на ноги, закашлялся, согнувшись пополам, едва не выхаркав легкие. Чуть отдышался и склонился над неподвижным телом.
Глава 15
Таха
Буале предстал взгляду путника в своем самом непотребном виде. Заваленная мусором окраина выглядела демонстрацией того, как не надо вести хозяйство. Захламленные грязные подворотни, разбитые окна домов, выломанные двери и мусор… снова мусор: бытовой, обломки мебели, грязные обрывки одежды. Большую часть этого припорошила бурая пыль, а жара и жестокое солнце разложило, превратило в неприятную слизь, остальное.
— Срань господня! Какой мудак это тут устроил? Надо же было загадить дом так, что ни один приличный таракан не сунется в это дерьмо.
Низкорослое существо, запустило пальцы в бороду, поскребло там задумчиво, и замерло.
Рукав засаленного балахона задрался, обнажив чуть расплывчатую надпись на запястье. Если бы само существо или кто-то другой, кто знал бы его родной язык вместе с русским, решил бы прочитать эти буквы, то получилось бы: «Ц’Кан»
Существо, заметив надпись, скривилось, недовольно сплюнуло, поскребло толстым, с залежами грязи, ногтем по коже. Кто-то мог бы решить, что это татуировка, но владелец надписи точно знал — это не так. Выжженное при рождении медицинским лазером имя было одной из самых больших проблем существа.
— Бхале! Грёбаное
