Колонистка Бет 2 - Виталий Хонихоев

и умер от жажды и голода, если бы не додумался помочиться направленной струей. Скорее всего это просто легенда, потому что в одного на космическом корабле никто и никогда не оставался, даже на их маленьком «пони» их было трое и просто так пропасть члену экипажа никто бы не дал. Курсанта хватились бы уже на вечерней перекличке, а на гражданском судне — в момент, когда он не сдал бы смену, не пробив рабочее время на карточке. Тем не менее эта легенда говорит о том, что Свободные Люди прекрасно понимали опасность больших открытых пространств внутри кораблей в невесомости. Там, где на кораблях ССА вынуждено были такие пространств — временно протягивались канаты для того, чтобы можно было хвататься за них, тем самым управляя передвижением.

Она потопталась на месте, с удовольствием отмечая контроль над движениями, проверила работоспособность систем скафа и удовлетворенно кивнула сама себе головой. Все работает, все исправно функционирует, все отлично. Теперь нужно узнать, что случилось с Женей и Марвином и вообще, что тут происходит.

Она прижала лангрифон, прислушиваясь к внутрикорабельному эфиру. Тишина. Странно. Выходить в эфир самостоятельно она все же не решилась, непонятно что тут происходит, а вдруг ей и ребятам повезло? Вдруг они вытянули джек-пот и волшебный разумный Космический Джинн увидел, что происходит и убил всех одди, а их — оставил в живых и им сейчас нужно только собраться вместе и сесть в свой «пони» и свалить отсюда к пустотникам? А вдруг кто-то из морпехов одди все еще жив и сидит сейчас в засаде, тиская свою гаусс-винтовку? А она такая в эфир на общекорабельной волне выйдет, вот она я, поймай меня если сможешь…

Она облизнула губы. Конечно, никаких Космических Джиннов не существует, особенно добрых. Если и есть чудеса в Пространстве, то исключительно злые. Вот как Бетани Стоун, Кровавая Королева Марса.

Лина оттолкнулась от шкафчика, активируя магнитные ботинки на минимальной фиксации — лёгкий щелчок, и подошвы прилипли к полу. Она шагнула к выходу из отсека, чувствуя, как скафандр тихо шуршит по ткани, облегая тело, словно вторая кожа, — слишком просторный в плечах и бедрах, но подгонка сработала на ура, справившись даже с ее, нестандартной для «одди» фигурой. Дверь — не люк, как на их «пони», а раздвижная панель из матового композита, с сенсорной пластиной сбоку, — отреагировала на прикосновение ладонью: мигнула красным, зажужжала сервоприводом и скользнула в сторону с тихим, извиняющимся вздохом. Ни пароля, ни сканера сетчатки — аварийный протокол все еще действовал, слава пустотникам. Коридор за дверью раскрылся, как пасть забытого туннеля в астероиде: узкий, но не тесный, метров пять в ширину, с потолком, уходящим вверх на два человеческих роста, — типичный одди-стиль, где каждый сантиметр рассчитан на «комфорт планетников», а не на выживание в Поясе.

Красный свет здесь был гуще, насыщеннее, словно кровь, разлитая по венам корабля: он пульсировал из встроенных в потолок панелей, отбрасывая длинные тени от кронштейнов и трубок, что вились по стенам, как вены под кожей. Ни одного жёлтого или зелёного индикатора — только рубиновые блики на металлических поверхностях, где-то в глубине коридора мигал одинокий огонёк, как глаз умирающего дрона. Воздух был таким же стерильным, с тем же озоновым привкусом, но теперь в нём витала тишина — не та, уютная, как в кабине «пони» во время дрейфа, а гнетущая, как вакуум перед разрывом обшивки. Ни шагов, ни голосов, ни даже гула сервоприводов — только далёкий, низкий гул реактора, эхом отдающийся в костях, и редкие щелчки, словно кто-то в пустоте перебирал контакты. Лина замерла на пороге, прислушиваясь: внутрикорабельный эфир в шлеме оставался мёртвым, как обломки Красного Флота, — ни статического шума, ни обрывков команд.

— Где все эти одди? — подумала она, сжимая кулаки в перчатках. — Морпехи в своих «Витязях», эта капитан Норман с её каменным взглядом… Неужто авария их всех смела? Или это ловушка, и они ждут, пока я сама выдам себя?

Она шагнула вперёд, ботинки мягко ступали по полу, отрываясь и прилипая в ритме её сердца. Коридор изгибался пологой дугой, уходя влево, — типичная компоновка фрегата: жилые отсеки слева, технические справа. Первая дверь — каюта, судя по маркировке «К-03», — поддалась без сопротивления, скользнула в паз с тем же жужжанием. Внутри — просторная каюта, с койкой, пристёгнутой к стене, личным терминалом и шкафчиком, где болтались форменные комбинезоны с нашивками ООН: синие, с золотыми звёздами на плечах. Постель заправлена, как по уставу, — ни смятой простыни, ни брошенной кружки. Ни души. Лина выдвинула ящик терминала: лог последней сессии — «Доступ к навигации, 14:27, лейтенант Кейн». Часы назад? Дни? Криосон стёр время, как песок с ботинок. Она вышла, дверь за ней закрылась с шорохом, и коридор снова обнял её пустотой, красный свет плясал на стенах, превращая рельефы в абстрактные узоры — как карты Пояса, где каждый бугорок мог скрывать руду или мину.

Дальше — следующий отсек, «Медблок Б», с крестом на двери. Здесь ожидала та же стерильность: операционный стол, пристёгнутый ремнями, шкафы с медикаментами, мониторы, что мигали красным, отображая пустые графики — пульс ноль, давление ноль, всё в нулях. Над столом летал забытый стилус, висел в невесомости, дрейфуя с потоками воздуха из вентиляции. Лина заглянула в шкафы: ампулы, бинты, сканеры — ничего чёрного с черепом, ничего, что напоминало бы их «синьку».

— Женя… Марвин… — шепнула она про себя, голос эхом отразился в шлеме. — Вы в криокапсулах где-то здесь? Или их уже… допросили и выкинули в шлюз, как контрабанду? Ну нет, такого быть не может, есть же законы… мы же не шпионы, мы просто Свободные Люди.

Тревога кольнула, как игла инъектора, но она отогнала её: сначала факты. Дверь медблока закрылась за ней, и коридор продолжился, теперь с ответвлением — лестница вниз, в технические уровни, и панель лифта, что тревожно светилась красным: «Оффлайн».

Она выбрала лестницу — узкую шахту с поручнями, где магнитные ботинки цеплялись за ступеньки, а красный свет сочился сверху, как яд. Спуск занял секунды: уровень ниже, инженерный отсек, с рядами серверов и труб, что гудели тихо, как уставшие насосы. Здесь пустота ощущалась острее — кабели висели в воздухе, не закрепленные, экраны на пультах показывали статические помехи, и в углу валялась перчатка, оторванная в спешке, — чья-то, с эмблемой ООН. Ни тел, ни крови, ни даже запаха боя. Только тишина, прерываемая голосом автоматики, что снова прокатился