Память на продажу - Эдуард Сероусов
– Уничтожив того, кем я должен был стать, – возразил Элиас. – Стерев мою настоящую личность.
– Настоящую личность? – Мойра покачала головой, словно разочарованная его непониманием. – Что такое "настоящая личность", Элиас? Набор случайных впечатлений, сформированных случайными обстоятельствами? Или нечто, созданное с целью, с видением?
Они продолжили путь, и вскоре коридор вывел их в просторное помещение, которое Элиас узнал – личный кабинет Мойры, где он уже был раньше. Место, где она хранила свою коллекцию энграммов, включая воспоминание о его рождении.
– Присаживайся, – предложила она, указывая на кресло. – Нам многое нужно обсудить.
Элиас остался стоять, его рука всё ещё находилась в кармане, готовая активировать эмиттер.
– О чём здесь обсуждать? – спросил он. – Вы создаёте армию людей с имплантированными личностями для захвата контроля над обществом. Это не наука, это заговор против человечества.
– Против человечества? – Мойра выглядела искренне удивлённой. – Нет, Элиас. Это ради человечества. Ты видишь только часть картины и делаешь поспешные выводы.
Она подошла к одной из стен, активировала скрытую панель, и перед ними развернулся голографический дисплей, показывающий графики и диаграммы.
– Посмотри на эти данные, – сказала она. – Рост психических заболеваний. Социальная фрагментация. Политическая поляризация. Человечество разрывается на части под давлением информационной перегрузки, травмирующего опыта, несовместимых идеологий.
Графики сменились изображениями городов, охваченных беспорядками, климатическими катастрофами, сценами насилия и хаоса.
– Мы на пороге коллапса, Элиас. Не из-за внешних угроз, а из-за собственного сознания, не способного адаптироваться к миру, который мы создали. И единственный способ предотвратить этот коллапс – эволюция. Но не постепенная, растянутая на тысячелетия, а направленная, сознательная.
Элиас смотрел на изображения, понимая логику Мойры, но отвергая её выводы.
– И ваше решение – лишить людей их собственной личности? Превратить их в программируемые машины?
– Не лишить, – поправила она. – Улучшить. Освободить от травм, от ограничений, от саморазрушительных паттернов, которые мы наследуем и приобретаем. Дать им лучшие версии самих себя.
– Кто определяет, что "лучше"? – возразил Элиас. – Вы? Коллектив? Кто дал вам право решать за других?
– Тот, кто обладает знанием и способностью, несёт ответственность за его применение, – ответила Мойра. – Когда врач видит болезнь, он не спрашивает разрешения у бактерий перед назначением антибиотиков. Человечество больно, Элиас. Мы просто предлагаем лекарство.
– Уничтожая свободу воли, – настаивал Элиас. – Основу того, что делает нас людьми.
Мойра вздохнула, словно объясняя очевидные вещи непонятливому ребёнку.
– Свободная воля – иллюзия, Элиас. Научный факт. Мы принимаем решения, обусловленные нашими воспоминаниями, опытом, генетикой – факторами, которые мы не выбирали. Я лишь предлагаю заменить случайность целенаправленностью. Дать человечеству шанс на лучшее будущее через контролируемую эволюцию сознания.
Она сделала паузу, изучая его реакцию, затем продолжила более мягким тоном:
– И ты, Элиас, доказал, что это возможно. Ты – мой величайший успех. Искусственная личность, которая развилась в нечто большее, чем сумма её компонентов. Ты приобрёл самосознание, критическое мышление, даже способность противостоять своему создателю. Ты эволюционировал.
Элиас почувствовал странное смятение. Слова Мойры находили отклик в нём на уровне, который он не хотел признавать. Часть его, рациональная, аналитическая часть, видела логику в её аргументах. Человечество действительно сталкивалось с кризисом сознания, неспособного адаптироваться к миру, который оно создало.
Но другая часть, возможно, та самая "свободная воля", существование которой Мойра отрицала, кричала о неправильности её подхода. О фундаментальном нарушении человеческого достоинства, которое представляли собой её эксперименты.
Пальцы Элиаса коснулись эмиттера в кармане. Одно нажатие – и он мог остановить этот кошмар. Но ценой стало бы уничтожение не только исследований Коллектива, но и жизней тех, кто находился в капсулах жизнеобеспечения.
– Я вижу твой внутренний конфликт, – мягко сказала Мойра, подходя ближе. – Это естественно. Даже я испытывала сомнения, когда начинала этот путь. Но время доказало правильность моего выбора. И твоё существование – лучшее тому подтверждение.
– Мой выбор, – тихо сказал Элиас. – Вот в чём суть, не так ли? Выбор. Вы лишаете людей выбора, заменяя их личности созданными вами конструкциями.
– Я даю им лучший выбор, – возразила Мойра. – Выбор, основанный на ясном понимании, а не на травмах и предрассудках.
– А Сера? – спросил Элиас. – Вы дали ей выбор, когда начали процесс стирания её памяти?
Мойра слегка нахмурилась, словно этот вопрос был незначительной технической деталью.
– Сера Ким – особый случай. Её нейронные паттерны показывают исключительную адаптивность к имплантации воспоминаний. Она могла бы стать одним из наших наиболее успешных субъектов.
– Ответьте на вопрос, – настаивал Элиас. – Вы дали ей выбор?
– В революциях всегда есть жертвы, – уклончиво ответила Мойра. – Но когда на кону будущее всего человечества…
– Достаточно, – прервал её Элиас. – Я услышал достаточно.
Он вытащил руку из кармана, держа эмиттер. Мойра взглянула на устройство, и в её глазах промелькнуло понимание.
– ЭМИ-устройство, – сказала она. – Марсель? Он всегда был слишком сентиментальным для настоящего учёного.
– Марсель понял то, чего не понимаете вы, – ответил Элиас. – Что ценность человечества – в его разнообразии, в его несовершенстве, в его свободе быть собой.
Мойра не выглядела встревоженной. Напротив, в её глазах появилось что-то похожее на гордость.
– Ты действительно эволюционировал, – сказала она с лёгкой улыбкой. – Принимаешь собственные решения, даже если они идут вразрез с твоим программированием. Но подумай, Элиас. Этот эмиттер уничтожит не только наше оборудование, но и твой собственный имплант. Твой мозг интегрирован с ним на нейронном уровне. Последствия могут быть… непредсказуемыми.
Элиас знал это. Марсель предупреждал его о риске – от временной амнезии до полной потери личности, или даже смерти. Но выбора не было.
– Иногда революции требуют жертв, – сказал он, используя её собственные слова против неё. – Не так ли, доктор Девлин?
Он активировал устройство.
На мгновение ничего не произошло, затем волна невидимой энергии прокатилась по комнате. Голографические дисплеи погасли, свет замерцал и потух, оставив их в полумраке аварийного освещения. Где-то вдалеке завыли сирены.
Элиас почувствовал острую боль, пронзившую его голову, словно раскалённая игла вонзилась в мозг. Перед глазами вспыхнули яркие пятна, и мир начал расплываться.
Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, было лицо Мойры Девлин – не разгневанное, но каким-то странным образом удовлетворённое, словно он подтвердил её самые смелые ожидания. Словно даже его бунт был частью её плана.
Затем тьма поглотила его, и Элиас Верн исчез в небытие, не зная, проснётся ли он снова – и если проснётся, то кем.
Где-то глубоко в комплексе Коллектива детектив Окафор вела ожесточённую борьбу с охраной, пытаясь прорваться
