По ту сторону огня - Ева Вишнева
– Я понял. Все будет в порядке.
– Диего. Берегите ее, – дядя взглядом указал на меня.
– Обязательно.
– И, боюсь, вам придется взять Эни на руки, она явно не сможет твердо стоять на ногах.
Его слова и то, с каким выражением он их произнес, возмутили меня. Сил у меня было достаточно; чтобы доказать это, я спустила ноги на пол и встала, оттолкнувшись рукой от кровати. И тут же пол и потолок словно поменялись местами, щеки опалило жаром, а на зубах заскрипел песок.
Диего успел подхватить меня.
– Все в порядке, – быстро сказал дядя. – Это всего лишь воспоминания. Иногда ты будешь чувствовать, будто прошлое и настоящее смешиваются. Будешь узнавать в незнакомых людях черты жителей проклятых земель. Но это однажды пройдет.
Мы шли по лабиринту дядиного дома, по служебным коридорам, мимо маленьких спален, прачечной, кухни, купален. Мне все чудилось, что где-то вдалеке потрескивает огонь и кто-то глухо стонет, кашляет, надсадно дышит.
Один раз навстречу выскочила сонная служанка. Фернвальд что-то прошептал ей, девушка кивнула и скрылась в комнате, затем снова появилась – со стаканом воды. Вода помогла мне прийти в себя: ночная прохлада коснулась разгоряченной кожи, стон отдалился, почти стих.
У служебного выхода нас ждала простенькая карета. Все необходимые вещи были уже упакованы, меня посадили у завешенного шторой окна, укрыли пледом. Диего опустился рядом, а дядя, благословив нас – мазнув сухими губами по лбу, – попрощался.
– Дайте знать сразу, как обустроитесь на новом месте. И, Эни, напиши родителям.
Я кивнула. Фервальд отдал распоряжение, экипаж тронулся. Так просто, без долгого прощания и проводов, без объятий и слез.
Вскоре карета свернула на ведущую к центру улицу, ускорилась. Отодвинув шторку, я смотрела на темные, прижавшиеся друг к другу дома, на площади, где днем кипела жизнь. Когда мы проехали мимо дома художника, я заметила свет в окошке под самой крышей: наверняка Джейли все еще работал в своей мастерской. Или заснул, склонив голову на скрещенные на столе руки, среди холстов, кистей и банок с красками.
Меня знобило, я теснее прижалась к Диего.
Мысль, что мы могли остаться друг для друга незнакомцами, вселяла страх – до холодного пота по спине, до мурашек. После всего, что между нами было, после проклятых земель, разделенного на двоих шатра, общей кровати и общих надежд. Сложно представить, что мы не узнали бы друг друга, столкнувшись случайно на одной из шумных улиц столицы. Впрочем, нам бы не позволили столкнуться.
И никто бы из нас не вспомнил, как страшно пекло полуденное солнце и как ночью мы спасались от холода. Как лежали, тесно прижавшись друг к другу, и как утром смотрели на занимающийся рассвет.
– На моей шее, на веревке, что врезалась в кожу – сдерживающий амулет. Еще один вшит в штанину. Несколько в сумке. Мне жаль, что я не могу согреть тебя, – вдруг сказал Диего.
В темноте я дотянулась до его губ, поцеловала и ответила:
– Мне уже не холодно.
Он мягко отстранил меня, снова укутал в плед.
– Извини, мне неловко. А ты вся дрожишь, так что лучше укрыться.
В воздухе повисло напряжение. Мы немного помолчали, подождав, пока оно выветрится, просочится наружу сквозь неплотно закрытое окно кареты. Немного расслабившись, Диего сказал:
– В больнице меня лечили и сутками напролет расспрашивали о проклятых землях. Давали разные лекарства, от которых мысли путались. Я почти не мог спать, иногда лишь проваливался в дрему. В одну из таких ночей ко мне пришел герцог Алерт. Объяснил, как действовать дальше, как лучше притвориться, чтобы вопросов стало меньше.
– Что ты в итоге рассказал им?
– Правду про нашу жизнь по ту сторону.
– И про то, как я разделывала равейл, рассказал? Кровью измазывала руки до самых локтей?
– Нет. Интимные подробности, кстати, я тоже опускал.
Кажется, Диего улыбнулся. В полутьме кареты его черты сглаживались, терялись. Тело мужчины вдруг показалось мне огромным, словно он был медведем, заключенным в клетку. Свет случайного фонаря, угодивший в окно, резанул по глазам и обозначил огромную тень на противоположной стене, точь-в-точь медвежью. Тень задрожала и бросилась на меня, я отпрянула, обхватила голову руками, согнулась. Потом нащупала руку Диего, провела по ней от запястья к локтю. Обыкновенная, человеческая кожа, гладкая.
– А ты что делала… все это время?
– Ничего особенного. Написала родителям, заказала картины художнику. Скучная жизнь.
– Ты правда не помнила?
– Нет. Только снилось, как мы танцуем, но лица твоего не видела. А еще со мной происходили странные вещи, которые я не могла объяснить. Например, внезапно лицо обдавало жаром. Или вот однажды утром я спустила ноги с кровати, но вместо прохладного пола стопы словно коснулись раскаленного песка. Я думала, что схожу с ума. А еще мне было жалко свои волосы. До слез жалко.
Диего хмыкнул, погладил меня по голове.
– А мне нравится. С этой прической ты выглядишь такой юной… Там, где мы окажемся, наверное, распустят сплетни, что я украл молодую девушку у отца и сбегаю от погони… А теперь спи. Ехать еще долго, а тебе сегодня едва ли удалось отдохнуть.
Диего прижал мою голову к своей груди; его сердце билось гулко, размеренно. Я заворочалась, устраиваясь поудобней. Но сон не шел. В голове было тесно от воспоминаний, мыслей, образов, вопросов. Что стало с пустынниками, сумели ли они восстановить лагерь после пожара? В порядке ли Мель? Я ведь не сильно ее ударила?
Сегодня целый день небо было затянуто облаками, низкими, полными так и не пролившегося дождя. Я думала, ночью будет ураган, но он прошел стороной, не задев столицу. Воздух пах прохладой.
Центральные улицы и площади обычно хорошо освещались: барельефы, витые решетки заборов и лестниц, фонтаны и статуи купались в персиковом свете. Но наша карета добиралась до станции окольными путями – узкими кривыми улицами старого города. Словно мы были сказочными ворами, похитившими королевскую корону. Тусклые придорожные фонари выхватывали из темноты то кирпичную стену, то ствол с зеленой веткой, то закрытое ставнями окошко.
На одном из поворотов в
