Три комнаты под березой - Ирина Игоревна Седова

— Нет, я по возрасту не подхожу. Сейчас некому.
— Но ты их знаешь?
— Конечно знаю, я видела и чутка участвовала. Баба Лиза мне все хотела передать, но не успела. Пришлось у камня просить силу, но мне велено было подождать, пока мне не исполнится хотя бы двадцать лет.
— А что за обряды? — снова спросил отец.
— Посвящения первенца, например. Если у молодых первым ребенком родится мальчик, то его несут в священную рощу, надрезают ему палец и капают несколько капель на жертвенный камень. После этого ребенка обносят вокруг самой старой березы, она стоит в центре поляны и произносят слова посвящения с просьбой даровать ему здоровье, благополучие и долгую жизнь.
— И это все сбывается?
— Почти всегда. Его семья тоже от этого удачу имеет. Но когда ему исполняется семнадцать лет, он должен прийти к шаманке, уже сам, чтобы она привела его в рощу и совершила с ним обряд обручения. Шаманка вызывает лесных русалок, их здесь называют мавками, и с одной из них шаманка совершает обряд бракосочетания. Происходит это накануне ночи на Ивана Купалу, ясным днем. В ночь на Ивана Купалу, когда девушки гадают на замужество, обрученный парень высматривает ту, венок которой утонул. Считается, что этот венок утопила его мавка, чтобы вселиться в эту девушку и стать его супругой среди людей.
— И он женится?
— Конечно. Плохо только, что обычно мавка выбирает некрасивую девушку, и богатства у их семьи не будет, сколько ни старайся, только благополучие. Земля будет рожать ровно столько, сколько надо для прокормления, скот давать приплода ровно по надобности. Но дом будет полная чаша, и в хороших делах удача. Сам будет здоров, жена и дети тоже.
— А если он не захочет жениться? — спросил Стас.
— Тогда беда его ждет. Его в рощу будет тянуть, к той березе, с которой он обручился. Он начнет ее искать, блуждать по лесу, и когда наступят холода, замерзнет у ее корней. Загинет.
— Жуть! — сказал отец. — А нельзя все это как-то прекратить?
— Нельзя. Это обряды плодородия. Чтобы земля родила, скот плодился, а эпидемии обходили деревню стороной.
— И мы должны будем вот в этом участвовать? Это охранять?
— Ага.
Олеся налила в одну из чашек какой-то травяной отвар, из принесенной с собой бутылки, насыпала в другую ягод из одного из пакетиков и сказала Стасу:
— Это калина. В ней горечь. Ты должен разжевать ее и проглотить. И запить отваром.
— Но из чего этот отвар? — спросила мать. — Можно узнать? Я медик… или это секрет?
— Из листьев земляники, что у земли и листьев березы, что над землей… А это рябина, — высыпала она в опустевшую чашку содержимое второго пакетика. — В ней терпкость.
В остальных пакетиках были ягоды клюквы (кислота), малина (жар) и черника (сладость). Каждую порцию ягод полагалось запить все тем же отваром из листьев. Стас морщился, но послушно прожевал все и проглотил.
— Нам пора, — сказала Олеся. — Сегодня ночь на Ивана Купалу, когда духи леса просыпаются и могут общаться с людьми. Но ваш сын должен будет идти один. То есть без вас, только со мной.
— Я должен буду жениться на русалке? — попытался отшутиться Стас.
— Эту возможность ты уже потерял. Она была вчера. Если бы ты не побоялся ос и поднялся бы до вершины холма… Снимай кеды, идти будем босиком…
— А если я наколю ногу?
— Ну наколешь, и что? Разве это важно? Будешь идти через боль. Хоть ползком, хоть катком, но двигай за мной. Если хочешь жить, конечно.
Стас жить хотел. Очень хотел. Иначе понять, каким образом он дотащился до рощи, было бы невозможно. Он мало чего соображал и почти не отреагировал, когда на полпути девчонка остановилась возле вытоптанной среди разнотравья площадки и произнесла, указав на лужицу, видневшуюся из-под узких высоких стоячих листьев:
— Это ключ. Родник то есть. Запоминай.
Стас кивнул, ему было все равно. Дальше они снова брели молча, пока не вышли, наконец, к березняку, пройдя вглубь которого вырулили на поляну, сплошь заросшую папоротником. Громадный плоский валун, похожий на овальный стол, темнел справа, а посреди поляны высилась береза. Не очень стройная, скорее разлапистая и старая на вид.
Кинув взгляд на свою проводницу, Стас ощутил, как волосы у него на голове слегка зашевелились. Лицо ее преобразилось, сейчас оно почти светилось и в свете луны стало совсем бледным, Глаза, брови и ресницы потемнели до полной черноты, и только теперь он осознал, что одежда, в которой девушка сюда пришла, также была белоснежной.
— Ведьма, — прошептал Стас внезапно пересохшими губами.
— Жрица. Стой рядом со мной и ничего не бойся, — донесся до него спокойный ответ. И приказ, который прозвучал в тоне ответа, заставил его беспрекословно подчиниться.
Его спутница между тем вытянула руки вперед и громко произнесла:
— Сестры мои и подруги! Взываю к вам, помогите! Не со злом пришел к вам этот человек — с добром и мольбой. Болен он. Милости я для него прошу и спасения. Душа его чиста и не замарана смертным грехом. Готов заплатить он тем, что у него есть и что запросите.
— Ой ли? — произнес старческий голос, заставивший Стаса вздрогнуть. Потому как прямо чуть ли не перед самым его носом возник старик. Старик этот явился словно из ниоткуда — прямо из воздуха, точнее, из темноты. Одежда его казалась черной и потрепанной, и состояла из подпоясанной рубахи навыпуск и помятых штанов. Морщинистое лицо казалось смугло-коричневым, а плотная коренастая фигура, казалось, излучала необоримую силу.
— Ой ли? — повторил старик. — Разве он не нарушил обещание, отказавшись на тебе жениться?
— Он ничего мне не обещал, — отвечала девушка. — Он не знал, что делает, он был без сознания и ничего не помнит, что было прошлой ночью.
— А сейчас он понимает, что делает? — строго поинтересовался старик. — Или он завтра опять скажет, что ничего не соображал?
— Он пришел сюда сам, — отвечала девица.
— Тогда пусть ответит… Ты видишь меня?
— Вижу, — отвечал Стас глухо.
— И слышишь?
— Слышу.
— Тогда скажи, чем ты можешь расплатиться, если у тебя ничего нет, кроме тебя самого?
— Собой. Скажите, что надо сделать, и я сделаю. Если это будет в пределах человеческих сил, конечно.
— Даже жениться вон на ней? — старик кивнул